Этот лес объявлен туристическим заповедником, и любое нарушение закона влечет за собой малоприятные последствия вроде кусающихся штрафов, а в отдельных случаях и ареста. К тому же навахи считают Хамфрис-Пик священной горой.
Калеб свистнул Немому Джо, и тот с видимой неохотой последовал за ним туда, откуда тянуло гарью, не иначе как считая это напрасной потерей времени. Они с трудом пробрались через чащу и вскоре вышли на поляну, уходившую вверх по горному склону. Почва здесь была каменистая, и растительности подлеска оставалось совсем мало места. Калеб вмиг понял, откуда тянет паленым. Слева от них довольно большая поваленная сосна с вывороченными корнями была буквально расщеплена пополам, ствол почернел и дымился.
Метров на десять выше виднелась трещина в земле, которая Калебу с первого взгляда показалась входом в пещеру. Но он хорошо знал эти места: ни карты, ни память не запечатлели здесь никакого грота. Возможно, минувшей ночью сильнейший электрический разряд, ударив в дерево, вырвал его с корнем из земли, и разверзлась дыра, которая прежде была прикрыта насыпью камней.
Вот она, сила молнии…
Калеб поневоле ощутил волнение. Глазам его был явлен Божественный знак, побуждающий продолжать давно начатые поиски. Но не только в этом дело. Если вдруг он и впрямь наткнулся на одну из пещер Картчнер, [2] то, возможно, ему наконец-то улыбнулась удача. Имена двоих студентов-спелеологов, открывших подобное чудо природы, вошли в историю.
А благодаря этому и наличность их изрядно пополнилась.
Калеб двинулся к трещине в каменистом склоне. Немой Джо проворно обогнал его, показывая тем самым, что право первой ночи принадлежит ему. Не слушая окриков, он ловко перепрыгнул через нагромождение камней и растворился в темном провале.
Калеб ускорил шаг, бормоча себе под нос проклятия. Ведь если пещеру прежде них облюбовали медведь, пума или ядовитая змея, это дерзкое вторжение может выйти боком Немому Джо.
Он почти добежал до обугленного ствола, когда из пещеры высунулась морда Немого Джо. Тот что-то зажал в зубах, сперва Калебу показалось, что щепку или ветку. Но пес, выпрыгнув, приблизился к нему своей клоунской походкой и сложил добычу к его ногам. Потом уселся на задние лапы и стал, по обыкновению, равнодушно ждать оценки своего подвига человеком.
А впрочем, поведение собаки было странным. Никогда в жизни Немой Джо еще не опускался до игр с палкой и в корне пресекал все попытки Калеба увлечь его подобным занятием. Всякий раз при этом пес мерил хозяина надменным взглядом, как бы говоря, что он слишком умен для шутовства.
Калеб присел на корточки, чтобы получше рассмотреть находку Немого Джо. Сначала вид у него был озадаченный, потом глаза инстинктивно устремились к черному провалу среди камней.
Через несколько мгновений он вновь заставил себя обратить взгляд на артефакт, водруженный псом на ложе сосновых иголок. Это была не ветка и даже не останки дикого зверя. Калеб Келзо слишком хорошо знал анатомию животных, населяющих плато Коконино, чтобы сомневаться на этот счет.
У его ног, на влажной земле, обработанная таким искусным мумификатором, как время, лежала серая человеческая кость.
Сокол, сын земли и небесной лазури, парил в небе над Флагстаффом. Калеб задрал голову кверху и провожал его взглядом, пока тот не сместился к западу и не стал маленькой черной точкой под куполом неба. Беспощадный утренний свет вскоре убрал эту точку из поля зрения. Впервые в жизни Калеб не позавидовал грациозной птичьей легкости и свободе, о которой птица торжествующе заявляет неподвижному миру под ней. Он преклонялся перед величавым птичьим волшебством и потому никогда не стрелял птиц. Но теперь он вдруг почувствовал, что и сам парит в свободном полете наравне с этим соколом.
Улыбнувшись, он продолжил путь.
Рюкзак оттягивал плечи, но Калеб не ощущал тяжести. На таких условиях он готов тащить груз, который вогнал бы его в землю по щиколотки. И с этим грузом он пойдет хоть на край света. Если б не этот мешок, он бы сейчас, наверное, взвился в воздух от переполнявшего душу счастья. Немой Джо своей мультяшной походкой трусил на несколько шагов впереди; временами останавливался и оглядывался, держа спутника под присмотром. Калеб спросил себя, передалось ли псу обуявшее его волнение. Во всяком случае наверняка уже чует дорогу к дому, где в его собачьем воображении нарисовались две миски – одна со свежей водой, другая доверху наполнена кормом.
Еще через полмили они вышли к рощице, огородившей северный край его владений. Сверху как на ладони просматривалась грунтовая дорога, ведущая от шоссе № 89 прямо к дому и к тому, что осталось от кемпинга «Дубы». Перед главным зданием – деревянной постройкой, которая, даже отсюда видно, явно нуждается в ремонте, – чуть справа высится единственный дуб, давший название угодьям и его несостоявшемуся бизнесу. За этим дубом, если взять еще чуть-чуть вправо, пятна растительности перемежаются с утрамбованными площадками для трейлеров и фургонов. А слева видны загон для лошадей и небольшая сложенная из бруса конюшня с узенькими зарешеченными окошками.
Калеб на миг приостановился, обозревая то, что ему осталось в жизни. Еще накануне он думал, не выставить ли ему «Дубы» на продажу. Но приятная тяжесть рюкзака, ласковое солнце и синева неба, какой она бывает только в Аризоне, начисто исключают подобные мысли.
Он поддернул лямки на плечах и начал спуск к дому.
Открыв пещеру со всем ее содержимым, Калеб решил оставить машину в «Высоком небе» и, срезав изрядный кусок пути, отправился домой пешком. Ходу, так или иначе, несколько часов, но разумнее будет избежать расспросов, связанных с неожиданно ранним возвращением. Пикап можно спокойно оставить на ранчо: никого это не удивит и не встревожит. Не раз уже бывало, что, преследуя оленя или лося, он забирался так далеко, что удобнее было вернуться домой пешком, а наутро с попутной машиной вернуться за «бронко».
Когда он пересекал двор, подходя к дому с тыла, на посыпанную гравием стоянку въехал внушительный «мерседес». На кузове, казалось отлитом из алюминия, красовалась вывеска: «Эль-Пасо. Прокат машин». Калеб с трудом подавил желание сплюнуть. Тех денег, что туристы платят в неделю за прокат этого гроба на колесах, ему хватило бы на месяц. Городские думают: шляпу, сапоги надели, так они уже и наследники мира, которого больше нет.
Никто не прогадает, если будет спекулировать на безвкусице населения…
Еще вчера Калеб пошел бы навстречу вновь прибывшим, лучезарно улыбаясь, готовый трубить в фанфары, расстилать перед гостями красную ковровую дорожку и самому стелиться, лишь бы остались.
А нынче нет.
Нынче, благодарение неизвестно какому богу, все переменилось…