Он молча вымыл руки, избегая смотреть на жену, которая, скрестив руки на груди, стояла перед окном.
– Ciao, bella [32] , – сказал он негромко и вышел из кухни.
Еще в коридоре полицейского управления Нери услышал ужасную икоту своего ассистента Томмасо Гротти, которая появлялась у него при любом душевном волнении: когда он радовался, стеснялся, волновался, не знал, что делать, когда врал, когда пытался скрыть что-то… Из-за этой своей особенности Томмасо был все равно что открытая книга.
– Что случилось? – спросил Нери вместо приветствия.
– Только что поступили результаты вскрытия, – ответил Томмасо, прерывая эту довольно простую фразу двукратным иканием.
– Наконец! – сказал Нери. – Давай, я слушаю.
– Итак, во-первых, – сказал Томмасо, – горло синьоры Симонетти было перерезано длинным ножом с гладким лезвием. Возможно, большим кухонным ножом, которым пользуются в магазинах, в ресторанах и в частных домах.
– Боже мой, Томмасо, мы это знали еще неделю назад!
– Да, но сейчас это подтвердило вскрытие, – обиженно икнул Томмасо.
– Но все это вряд ли нам поможет. Пока что мы не нашли орудие убийства! – рявкнул Нери.
– А сейчас самое неожиданное, синьор Нери.
Интервалы между икотой стали короче.
– Ладно, не мучай.
– Звонила синьора Симонетти. Она утверждает, что нашла нож в траттории за посудомоечной машиной, и говорит, что он туда, наверное, упал. Коллега Марони поехал туда, привез нож, и в отделе криминалистики его сразу же обследовали.
– Что? Разве они работают и по ночам?
– Когда срочно нужно, то да.
– Черт возьми! – сказал Нери с уважением. – Ну и?…
– Это совершенно новый нож. Не хватает только наклейки с ценой. – Томмасо улыбнулся и на какой-то момент забыл про икоту. – Во всяком случае, его еще ни разу не точили. Довольно необычно для кухни ресторана. Возможно, им даже не пользовались.
Нери тяжело опустился на стул.
– Что, эта Тереза совсем с ума сошла? Она просто пошла и купила новый нож. К чему весь этот идиотизм?
– Не представляю. Но она, без сомнения, умом не блещет.
– Она хочет помочь сыну, но на самом деле втягивает его в эту истории все больше и больше. В принципе, теперь нам нужен только мотив.
– И доказательства. Это было бы неплохо.
– Да, – пробурчал Нери. – Есть что-то еще?
Томмасо заглянул в отчет.
– Разрез на шее проходит слева направо, от левого уха к правому. Убийца мог стоять как слева, так и справа от жертвы. Но возможно также, что жертва стояла или сидела на кровати. Тогда он мог подойти к ней как спереди, так и сзади, то есть мог быть как правшой, так и левшой.
– Фантастика! Значит, возможно все, что угодно.
– Да. Возможно все, – подтвердил Томмасо.
– Тогда это нам тоже не поможет.
– Жертва не сопротивлялась, – продолжал Томмасо. – Не было обнаружено никаких следов борьбы. Под ногтями ничего. Да и вообще нигде ничего.
– Следовательно, Сара знала преступника. И это снова говорит о том, что это был Романо. – Нери рисовал на листе бумаги кошачьи головы со слишком длинными усами. – Теорию относительно бедного сумасшедшего, который блуждал по лесам, случайно наткнулся на этот дом и синьору и которому внезапно пришла в голову идея перерезать ей горло, мы можем забыть.
– Кроме того, – продолжал Томмасо, – были обнаружены следы спермы. В последние двенадцать часов перед смертью у нее был половой акт.
– Дай-ка я угадаю… С Романо?
– Точно, – ухмыльнулся Томмасо.
– Ага! – сказал Нери. – Ну, во-первых, в этом нет ничего необычного. Но интересно знать, был ли у нее любовник.
Томмасо встал и включил кофеварку.
– И еще кое-что, синьор Нери. Синьора до момента своей смерти, а это произошло около четырех утра, на протяжении приблизительно пятнадцати часов ничего не ела. В последний раз она ела, таким образом, в обед, около часа или двух. Это была вегетарианская лазанья с грибами, а на десерт napa cantucci [33] с винсанто. Грибы, которые были у нее в желудке, однозначно не ядовитые.
– Что является не столь важным, когда кому-то перерезают горло, – сухо заметил Нери.
Томмасо пожал плечами и засмеялся.
Нери хлопнул ладонью по столу и поднялся.
– Идем, Томмасо! Нам некогда рассиживаться здесь и распивать кофе. У нас уйма работы!
Романо, Эльза и Эди стояли перед открытым гробом Сары, держась за руки. Романо слева, Эльза справа, а Эди в середине. Романо железной хваткой держал мясистую руку Эди, который раскачивался из стороны в сторону и периодически подпрыгивал. Эльза тоже пыталась успокоить брата, крепко сжимая его руку.
Прыжки и раскачивания служили у Эди выражением радости. Его лицо сияло, глаза превратились в щелочки и почти полностью исчезли между толстыми щеками. Время от времени он громко смеялся. И каждый раз похоронная процессия вздрагивала.
Дон Матео, сельский пастор, не обращал ни на что внимания. Он благословил гроб, вознес пару молитв, заключительные слова которых «Молись за всех нас…» громко произнесли вслед за ним все присутствующие. Потом он сказал, что Сара была очень хорошей женой, которая жила для семьи, оказывала поддержку мужу и в тяжелые времена не теряла веры.
Эди вырвался и, смеясь, принялся хлопать себя по толстым ногам.
– Эди, перестань! – прошипел Романо. – Ты должен вести себя тихо, иначе я посажу тебя в машину.
– Тихо, Эди, потому что я так хочу! – прикрикнула на брата Эльза, и Эди моментально замолчал. Он выпятил нижнюю губу, и вид у него стал обиженный.
Романо и Эльза снова взяли его за руки. Напротив них по другую сторону ямы за кустом гибискуса, опустив глаза и скрестив руки на груди, стоял Антонио. Мужчина, который был причиной всего. Тот, кого любила Сара.
Антонио Грациани, двадцати девяти лет. У него была фигура матадора, выразительные черты Давида и глаза Мадонны. Полтора года назад он купил небольшой магазин канцелярских принадлежностей в Сиене, недалеко от Пьяцца дель Кампо на Виа ди Читта, золотую мечту каждого хозяина, потому что туристы с восторгом покупали дорогие авторучки, которые заправлялись чернилами, шикарную бумагу для письма и прекрасные книги в кожаных переплетах с пустыми страницами, хотя и не знали, что туда записывать. Сару этот магазин притягивал как магнитом. Она могла бесконечно любоваться вещами, которыми никогда бы не воспользовалась.