– Тебе что, все нужно знать? Есть хоть что-нибудь, куда бы ты не совала свой нос? Я что, должен давать тебе отчет о каждой минуте?
Тереза въедливо усмехнулась:
– Вы были у дома Энцо, да? Он что, наконец показал его тебе?
– Он мне его подарил.
Сара знала, что этими словами только подлила масла в огонь, но ей было все равно. Поведение самой Терезы было сплошной провокацией.
– Santo cielo! – взвизгнула Тереза, что означало «Ах ты, Боже мой!» – Он и на тебя хочет навлечь несчастье!
– Закрой рот, Тереза. – Энцо покраснел как рак, едва сдерживая злость.
– Почему? Она ведь не слышала, что произошло в том доме. Ты хочешь утаить это от нее? Тот дом проклят, и она должна знать об этом!
– Я не хочу этого знать. – У Сары на душе становилось все неспокойнее. – Давайте зайдем в дом и выпьем кофе.
– Энцо вообще любит прятать голову в песок, – продолжала Тереза, пока закипала вода для эспрессо. – Он просто не хочет смотреть правде в глаза и отвечать за то, что сделал. Вот в чем проблема.
– Stai zitto e chiudi il becco, – прошипел Энцо. – Затихни, заткнись! Это было давно. Что случилось, то случилось, и никто не может вернуть все назад.
– Сара теперь член нашей семьи. Она должна знать эту историю. Знать, что произошло в кухне, в той самой кухне, где она будет варить себе кофе. Вот и все. Мы же разговариваем не на площади. Мы здесь все свои.
Эспрессо был готов, и Тереза поставила перед каждым чашку. У нее было ангельское, милосердное выражение лица, доводившее Энцо до бешенства.
– Энцо и его жена жили в этой богом забытой хижине, и были уже три года женаты, когда…
– Тереза, я тебя предупреждаю!
– Если Энцо не хочет, чтобы я знала эту историю, то и я не хочу ее слышать, – сказала Сара, хотя буквально сгорала от любопытства.
– Они были женаты уже пять лет, и Роза первый раз забеременела, – упорно продолжала Тереза. – Ни один человек не знает, почему у них так долго не получалось. Ну да ладно, наконец пришла пора.
Энцо вскочил и выбежал из кухни, громко хлопнув дверью.
– Ты что делаешь, Тереза? – испуганно спросила Сара. – К чему это? Почему ты всегда стараешься нарваться на ссору?
Вместо ответа Тереза скрестила руки на груди. Сара разозлилась, выскочила из кухни и побежала за Энцо.
Три чашки эспрессо, к которым никто не прикоснулся, остывали на кухонном столе.
Сара нашла Энцо в мастерской, где он наводил порядок среди инструментов. Он расставлял отвертки и гаечные ключи по размерам в держатели на стенке, сортировал винты, гвозди и дюбеля в маленьких ящичках, укладывал рабочие рукавицы в комод, а изоленты и шнуры – в выдвижные ящики шкафа. Она положила руку ему на плечо, но он не смотрел на нее.
– Расскажи мне, – сказала она тихо. – Или я должна выслушивать версию Терезы?
– Нет. Не надо.
– Пожалуйста, расскажи мне все.
Энцо швырнул рулетку в ящик для инструментов.
– Я не знаю, почему Тереза все время копается в этой истории… Да, правда, мы чего только не делали за эти пять лет, чтобы Роза забеременела. Но хуже всего было то, что соседи, друзья, мать Розы постоянно допытывались: «Что такое? Почему у вас не получается? Кто виноват – она или ты?» Это было ужасно и страшно действовало нам на нервы. Поверь мне, Сара, я был счастлив с Розой, даже если она и не беременела. С Розой вообще невозможно было быть несчастным.
Энцо замолчал, и Сара также ничего не говорила, пока он не продолжил свой рассказ.
– А затем она забеременела. Grazie a Dio! [60] И скажу тебе, ее невозможно было узнать. Она была так счастлива! Она порхала и пела весь день, энергия буквально разрывала ее на части. Невероятно! Каждый день она строила новые планы, стала вдруг интересоваться природой, растениями, целебными травами, приправами для кухни, накупила терракотовых горшков, хотела сделать грядки… Да я просто не могу тебе все описать! Раньше она спала до девяти часов, а сейчас вставала в шесть утра и гуляла по лесу. Ее словно подменили. Я всегда думал, что у женщин бывает депрессия, когда они беременны, а с Розой было все наоборот.
– А потом?
– Ты себе просто представить не можешь… Она целыми днями копалась в земле, что-то сажала… Вокруг дома все зеленело и цвело, и Роза была счастлива. Но каждая тля выводила ее из себя. Розы были поражены, и помидоры тоже. Миллионы зеленых гусениц пожирали дубовые листья, и деревья погибали. Но хуже всего были большие белые гусеницы, которые уничтожали хвойные деревья и были вообще опасны. Роза выливала на растения огромное количество воды, настоянной на чесноке и луке, но безуспешно. И тогда я поехал в Consorzio [61] и купил средство для уничтожения насекомых. Две канистры. Что мне еще оставалось?
Сара кивнула. Энцо расставлял резиновые сапоги на полке, приводил в порядок доски и продолжал рассказывать. При этом он не смотрел на Сару, словно разговаривал сам с собой.
– Одна из двух канистр протекала. Я не хотел, чтобы эта гадость попала в дом, и поэтому, Сара, перелил яд в бутылки из-под минеральной воды. Будь оно все проклято и еще раз проклято, но именно я разлил яд в эти проклятые бутылки! А потом я пошел в гостиную и стал искать бумажные наклейки, чтобы надписать их и прицепить на бутылки. Но не нашел ни одной. В письменном столе Розы были только очень старые наклейки, которые не держались на бутылках. «Ладно, – подумал я, – ничего страшного, завтра прицеплю». Я еще хотел предупредить Розу, чтобы она была осторожнее, но забыл. Какая-то ерунда помешала. Она мне что-то рассказывала, уже не помню что. Как бы то ни было, я ничего ей не сказал.
Энцо перестал наводить порядок, облокотился на верстак и посмотрел на Сару.
– Если в дело вмешался черт, то тут уже ничего не сделаешь, клянусь тебе! На следующий день я обрезал оливковые деревья недалеко от Вольпаио. Роза хотела поехать на рынок в Монтеварки. Была ли она там действительно, я так и не знаю. Да это уже все равно. Где-то около четырех часов я вдруг вспомнил об этих проклятых бутылках из-под минеральной воды. Я бросил обрезать деревья и поехал в Амбру, чтобы купить этикетки. Но в магазине их не было, и мне пришлось ехать в Ламанеллу. Там я их купил, а когда шел к машине, встретил Джорджио. Он пригласил меня на кофе и спросил, не мог бы я дать ему на несколько дней газонокосилку. «Конечно, – сказал я, – никаких проблем, приезжай в субботу и забирай». Только около семи вечера я добрался домой. Было уже темно. Обычно в доме горел свет, и я видел его еще из Вольпаио. Но в тот вечер в доме было темно. Темно, хоть глаз выколи. «Да где же она? – подумал я, и мне стало страшно. – Неужели в это время она куда-то отправилась?» К тому же у Розы не было машины, и она никогда не ходила по лесу в темноте. В тот момент я понял, что значит, когда говорят, что холодная как лед рука сжимает сердце, хотя прежде считал это выражение преувеличением.