Иногда, к сожалению, кто-нибудь не выдерживал. Порой утром, проснувшись, они обнаруживали рядом пустую кровать, иными словами — поражение, которое трудно принять и пережить.
В такой момент ребята только теснее сплачивались вокруг отца Маккина. И подобное проявление чувства и уважения придавало смысл всему, что он делал, а также силы продолжать — с глубоким огорчением и некоторым дополнительным опытом.
Пока они спускались по лестнице, Джон не мог не заговорить о том, что произошло вчера вечером на Манхэттене. Наверное, во всем мире только об этом и говорили теперь.
— Смотрел новости?
— Не все, но многие.
— Я сегодня утром был занят. Что-нибудь прояснилось?
— Нет. Во всяком случае, не для прессы.
— Как по-твоему, кто это сделал? Исламские террористы?
— Не знаю. Не берусь судить. Наверное, никто не знает ответа на этот вопрос. В тот раз отмщение последовало незамедлительно.
Уточнять не требовалось. Оба знали, что произошло в прошлый раз.
— У меня двоюродный брат работает в полиции. Как раз в Нижнем Ист-Сайде. Я звонил ему сегодня утром. Он был на службе. Не мог долго говорить, сказал только, что это очень плохая история.
Джон приостановился на последней площадке, чтобы уточнить:
— Я имею в виду, намного хуже, чем кажется.
Они молча спустились вниз, невольно задаваясь вопросом, неужели возможно превратить эти кровавые события в нечто еще более страшное. Прошли в кухню, рассчитанную на общину из тридцати человек, где трое дежурных ребят и миссис Карраро, повариха, готовили воскресный обед.
Посреди довольно просторного светлого помещения с большими окнами, смотревшими во двор, располагалась плита под вытяжным колпаком, вдоль стен размещались рабочие столы и холодильники.
Преподобный Маккин подошел к плите, возле которой стояла женщина, не заметившая его, и, приподняв крышку, выпустил из кастрюли ароматный пар, улетевший под колпак.
— Добрый день, миссис Карраро, чем отравите нас сегодня?
Джанет Карраро, женщина средних лет, с пышными формами, которой, по ее собственному признанию, не хватало всего двух фунтов, чтобы считаться толстой, вздрогнула от неожиданности. Вытерла руки о передник, забрала у священника крышку и накрыла кастрюлю:
— Отец Маккин, да будет вам известно, что этот соус — прямой путь к чревоугодию.
— Значит, нужно опасаться не только за наши желудки, но и за наши души?
Ребята на другом конце комнаты, которые чистили и нарезали на деревянной доске зелень, заулыбались. Священник и повариха неизменно устраивали подобного рода шутливые перепалки, небольшой спектакль для общего развлечения, выражая таким образом взаимную любовь и уважение.
Повариха взяла деревянную ложку и, обмакнув в соус, с вызовом протянула священнику:
— Держите и сами убедитесь, неверующий. И вспомните святого Фому.
Маккин поднес ложку ко рту, подул, остужая, и попробовал. Первоначальное сомнение на его лице сменилось восторгом. Он сразу узнал фирменный соус миссис Карраро «аматричана» — по названию ее родного города Аматриче.
— Прошу прощения, миссис Карраро. Это лучшее рагу, какое я только пробовал в жизни.
— Это соус «аматричана».
— Тогда нужно, наверное, сообщить соусу об этом, а то будет думать, что он — рагу.
— Не были бы вы тем, кто есть, за подобные советы я подложила бы вам в тарелку огромную порцию красного перца, уж нашла бы подходящий момент. И совсем не исключено, что так и поступлю.
Но тон ее и улыбка явно говорили об обратном.
Миссис Карраро ложкой указала ему на дверь:
— А теперь уходите и не мешайте людям работать, если хотите поесть, когда вернетесь. Рагу или «аматричану», не важно что.
У выхода священника ожидал Джон Кортиген, с улыбкой наблюдавший этот спектакль. Придержав открытую дверь, он поделился впечатлениями:
— Очень забавно. Вы с миссис Карраро вполне можете выступать на подмостках.
— Это уже сделал Шекспир. «Рагу иль не рагу — вот в чем вопрос!» Помнишь?
Джон Кортиген громко рассмеялся, и они направились к правому флигелю, где в микроавтобусе их ожидали ребята.
Преподобный Маккин остановился на минутку взглянуть на ясное небо. Несмотря на короткий обмен шутками, он ощутил вдруг мучительную неловкость, которой не мог найти объяснения.
Когда же он поднялся в автобус и поздоровался с детьми, радость и даже нежность от встречи с ними отогнали на мгновение мысль, которая посетила его минуту назад, словно плохое известие.
Но пока старый автобус выезжал по грунтовой дороге с территории общины, а за ним таяло в облаке пыли здание, ощущение нависшей угрозы вновь завладело им. Он представил себе все кадры, переданные по телевидению, и ему показалось, будто ветер, тот, что не давал ангелам и людям плакать, внезапно прекратился.
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.
Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.
Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.
Преподобный Маккин стоял слева от алтаря, возле пюпитра для книг на небольшом возвышении. Прочитав своим глубоким голосом текст Нагорной проповеди, он помолчал, не отрывая глаз от страницы. Читал недолго, но в такой момент делать это оказалось, конечно, нелегко. Наконец он поднял голову и обвел взглядом церковь, заполненную народом.
И заговорил:
— Вы только что прослушали одну из самых известных проповедей Христа. Известность она приобрела не из-за красоты и выразительности этих слов, а потому, что они важны для грядущего. В этих немногих фразах заключена суть веры, которую Христос проповедовал последние три года своей жизни. Тот, кто, сделавшись человеком, принес на землю новое соглашение между людьми и Господом, своим посланием указывает нам надежду, но не призывает отступать. Это не значит, что каждый из нас должен покорно принимать то несправедливое, мучительное, гибельное, что может случиться в этом мире, созданном Господом, но управляемом людьми. И все же он еще раз напоминает нам, что наша сила, наша опора в каждодневной борьбе заключена в вере. И он просит нас о ней. Не принуждает, нет, а только по-дружески просит.