— Как тебя звать, парень?
Вопрос удивил его. Человек заметил это и пожал плечами:
— Все имена одинаковы. Просто чтобы знать, как к тебе обращаться. Меня зовут Лукас Терренс.
Капрал поднялся и пожал протянутую ему руку:
— Уэнделл Джонсон.
Лукаса Терренса не смутили нитяные перчатки. Он кивнул в сторону большого черно-красного пикапа, борта которого украшала та же спонсорская символика, что и на его комбинезоне.
Пикап стоял у заправки, и темнокожий служащий наполнял бак. На прицепе красовалась одноместная гоночная машина — некое странное средство передвижения с открытыми колесами и водительской кабиной, в которой человеку, казалось, и не уместиться. Однажды он видел такую на обложке автомобильного журнала «Хот-род».
Терренс пояснил:
— Еду на север, на гоночную трассу Мид-Огайо в Кливленде. Чилликот немного в стороне, но могу свернуть. Если не спешишь и согласен ехать без кондиционера, подвезу.
На предложение он ответил вопросом:
— Вы пилот, мистер Терренс?
Человек рассмеялся. Возле глаз на загорелом лице обозначились морщинки.
— О нет, всего лишь мастер на все руки. Механик, водитель, готовлю мясо на гриле, когда уезжаем, или на мангале, если нужно.
Он жестом показал, что умеет делать в этой жизни все на свете.
— Джейсон Бриджес, мой пилот, путешествует с комфортом — летит сейчас самолетом. Мы, обслуга, работаем, а слава достается пилотам. Но, если честно, не такая уж и большая. Как пилот он нуль без палочки. Но все равно продолжает гонять. Так бывает, когда у отца пухлый бумажник. Можно купить машину, и не одну, а удачу — не купишь.
Служащий заполнил бензином бак и оглянулся, ища глазами водителя пикапа. Увидел его и выразительным жестом показал на очередь. Терренс хлопнул в ладоши, как бы перечеркивая все сказанное:
— Ну так что, едем? Если согласен, тогда зови меня просто Лукасом.
Уэнделл подобрал с земли свой рюкзак и пошел следом за ним.
В кабине царил хаос — дорожные карты, журналы с кроссвордами, «Мэд» и «Плейбой». Терренс освободил ему пассажирское место, убрав пачку печенья «Орео» и пустую банку «Уинка».
— Уж извини. Нечасто бывают пассажиры в этой телеге.
Они спокойно оставили за спиной станцию техобслуживания, покинули Флоренцию и, наконец, Кентукки. Скоро эти минуты и эти места останутся только воспоминанием. И даже не из худших. А чудесные воспоминания, настоящие, какие он станет потом ласкать в памяти всю жизнь, словно кошку на коленях, еще будут — за ними-то он и отправляется.
Путешествие получилось приятное. Он слушал рассказы Терренса о мире гонок и, в частности, о пилоте, с которым тот работал. Терренс, славный человек, холостой, не имел своего дома, потому что все время жил там, где проводились гонки, хотя так и не попал в орбиту действительно важных соревнований, таких как НАСКАР или Инди.
Он сыпал именами знаменитых пилотов вроде Ричарда Петти, или Парнелли Джонса, или А. Дж. Фойта, словно лично знаком с ними. А может, и в самом деле был знаком. В любом случае ему, видно, нравилось так думать, и это устраивало обоих.
Они ни разу не заговорили о войне.
Когда пересекли границу штата, пикап со своей гоночной машиной на прицепе «не спеша и без кондиционера» выехал на магистраль номер 50, которая вела прямо в Чилликот. На пассажирском сиденье у открытого окна, слушая рассказы Терренса, он наблюдал, как закат постепенно готовится уступить место темноте, упрямо сохраняя свои яркие краски, столь типичные для летних ночей. Места вдруг стали знакомыми, и наконец появился указатель с надписью «Добро пожаловать в округ Росс».
Он приехал домой.
Вернее, туда, куда хотел добраться.
Мили через две после Слейт-Миллс он попросил притормозить, немало удивив своего попутчика, и вышел из машины.
Дальше он отправился пешком, двигаясь, словно призрак, в открытом поле. Только огни видневшегося вдали небольшого городка, обозначенного на схеме как Норт-Фолк-Виллидж, указывали ему дорогу. И каждый шаг казался намного труднее всех, что он проделал по топям во Вьетнаме.
Наконец он подошел к тому, что было его целью с тех пор, как покинул Луизиану. Меньше чем за милю от городка он свернул на тропинку и вскоре оказался у кирпичного ангара с оградой из металлической сетки. Позади здания на большой площадке, освещенной тремя фонарями, лежали груды труб для лесов и подмостков, стояли машины — восьмиколесный автокран, фургон «фольксваген», самосвал «маунтейнер» с широкой лопатой для уборки снега.
Это был его дом все время, пока он жил в Чилликоте. И будет его пристанищем в последнюю ночь, которую он проведет здесь.
Окна не светились, значит, людей в доме не было.
Прежде чем двинуться дальше, он убедился, что и поблизости никого нет. Прошел вдоль ограждения и свернул к самой затененной стороне, где рос кустарник. Опустил рюкзак на землю, достал клещи, купленные где-то по дороге, и разрезал сетку настолько, чтобы пролезть в нее. Представил себе коренастую фигуру Бена Шепарда, стоящего у этой дыры, и будто услышал, как тот ругает своим хриплым голосом «этих проклятых сволочей, которые не желают уважать чужую собственность».
Проникнув на территорию, он направился к небольшой железной двери возле раздвижных ворот, выкрашенных синей краской, которые служили для проезда транспорта. Над ними висела большая белая вывеска с голубыми буквами, которая сообщала любому, кому интересно: «Бен Шепард. Демонтаж, ремонт, строительство».
У него не было ключа, но он знал, где его прежний работодатель оставлял ключ на всякий случай — конечно, если Бен не отказался с тех пор от этой привычки.
Он открыл шкаф с огнетушителем и сразу за красным стволом увидел ключ. Взял его с измученной улыбкой на губах и пошел открывать дверь. Створка бесшумно отодвинулась.
Еще шаг, и он оказался внутри.
Слабый свет, проникавший из окон под потолком по всему периметру помещения, позволял рассмотреть огромный ангар, полный всевозможного инвентаря и оборудования. Каски, рабочие комбинезоны, две бетономешалки разной емкости. Слева длинный верстак со множеством инструментов для обработки дерева и металла.
Влажная духота, полумрак, запахи — все это хорошо знакомо ему. Железо, цемент, древесина, известь, гипсокартон, смазочное масло, легкий запах пота от висящей на крючках спецодежды.
А вот вкус во рту он почувствовал совсем новый. Это был едкий вкус горя и ярости из-за того, что у него отняли обычную повседневную жизнь, дружбу, любовь. То немногое, что он узнал о любви, когда Карен открыла ему смысл этого слова.
Осторожно ступая в полумраке, он двинулся дальше, к двери справа, стараясь не думать о том, что это некрасивое, неуютное место заменяло ему все, что другие парни находили в собственном хорошем доме со свежевыкрашенными стенами и машиной в гараже.