Логан попробовал зайти с другой стороны, прекрасно понимая, что это его последний оплот.
– Джордан – твой родственник и не может быть максимально объективен.
– Мы все видели, как Джордан расшифровал тот номер на стене. Если уж он после такого зрелища…
Кристофер запнулся и на мгновение вновь стал отцом, увидевшим труп сына. Но это была лишь доля секунды – мэр тут же взял себя в руки.
– Если уж он после такого зрелища сохранил хладнокровие, не думаю, чтоб он и в дальнейшем давал волю своим чувствам.
На лице Мейнарда появилось выражение человека, готовящегося срыть гору столовой ложкой.
– Ну, не знаю…
– Зато я знаю, – вновь перебил Кристофер. – Я отлично знаю, чего хочу. А ты должен мне помочь этого добиться.
Впервые после прибытия Джордан услышал свой голос:
– Вам не кажется, что не худо бы прежде спросить меня?
Мейнард и Кристофер воззрились на него так, словно он только что появился в комнате. По бескровному и бесстрастному лицу Рубена Доусона промелькнула тень улыбки.
Джордан оторвался от окна и шагнул к столу.
– Я вышел из игры, Кристофер. Видит бог, я скорблю о потере Джеральда, но сейчас мне положено быть по меньшей мере за сто пятьдесят миль отсюда.
Голубые глаза брата ощупали его лицо, ища утешения.
– Дорога от тебя не убежит, Джордан. Поедешь, когда все будет кончено. На тебя вся надежда. – Чуть помедлив, мэр обратился к шефу полиции уже другим тоном, без металла в голосе: – Мейнард, оставь нас одних ненадолго.
– Да-да, конечно.
– Рубен, ступай налей мистеру Логану чего-нибудь выпить.
Доусон поднялся, не меняя выражения лица, и оба вышли из кабинета, видимо радуясь этой передышке. Джордану в глубине души было приятно, что брат распространил свою деликатность и на верного фактотума.
Он подвинул к себе деревянный стул, который только что занимал Логан, и, садясь, подумал, не обжечь бы зад.
Кристофер вновь заговорил – проникновенно и доверительно:
– Логан сделает все, как я скажу. Обещаю тебе всяческую поддержку с моей стороны. Скажи только слово, в твоем распоряжении будут и люди, и техника. Мы не станем этого обнародовать, но расследование возглавишь ты, со всей полнотой полномочий. Если хочешь, на официальную часть отрядим Буррони.
– Не думаю, чтоб он был от этого в восторге.
– Я слышал, ему тормознули повышение. Так мы ему пообещаем стремительный карьерный взлет.
Джордан промолчал. Доверительный тон брата перешел в умоляющий:
– Джордан, ты должен за это взяться.
Он ответил вопросом, обращенным не только к брату, но и к себе:
– Почему я?
– Потому что убили твоего племянника. И потому что тебе на роду написано служить в полиции.
Джордан уставился в пол, словно размышляя. Его бесило, что он не может найти контраргументов. И немудрено. Ведь брат только что сказал чистую правду.
Я уже не лейтенант, Родригес…
Решение, как и всегда в жизни, он принял за секунду. Иногда ему приходилось раскаиваться в этом, иногда нет. Что ж, будем надеяться, что сейчас второй случай.
– Ладно, я согласен. Пусть мне как можно скорее доставят показания свидетелей, заключение о вскрытии и данные экспертизы. И прошу мне не мешать. Если что понадобится – позвоню.
– Все, что скажешь. Протокол допроса Лафайета Джонсона уже у Рубена, предварительное заключение тоже. Возможно, с минуты на минуту подвезут данные поверхностного осмотра.
– Хорошо, я буду держать тебя в курсе.
Джордан встал и направился к двери. Он уже взялся за ручку, когда его остановил голос брата:
– Спасибо, Джордан, я понимаю, ты только ради меня…
На сей раз он перебил мэра. Кристофер Марсалис к этому не привык.
Джордан обернулся, и ледяной тон его вмиг разрушил воцарившееся было меж ними согласие.
– Позволь мне на сей раз побыть эгоистом. Искуплением своей вины займись сам, а мне надо искупить свою.
– Так или иначе, спасибо тебе, Джордан. Я этого никогда не забуду.
Джордан не сдержал горькой усмешки.
– Такого я, по-моему, от тебя еще не слышал.
При этих словах Кристофер заметно помрачнел. Закрывая за собой дверь, Джордан мысленно пожелал брату полного бесчувствия. Оставаться в четырех стенах наедине с кошмарным призраком – тяжкое испытание даже для закаленного мэра.
– Вот. Крепкий, черный, без сахара. Как ты любишь.
Аннет поставила перед ним чашку «эспрессо».
– Спасибо, Аннет. И счет, пожалуйста.
– Хозяин сказал – фирма угощает.
Джордан повернул голову к Тиму Брогану, сидевшему за кассой, и кивнул в знак благодарности. Официантка указала на телевизор, работавший без звука в противоположном углу бара. По экрану летал на метле Гарри Поттер, увлеченный партией в квиддич. Аннет чуть понизила голос, и это как будто отгородило Джордана от остального мира.
– Мы слышали новости, Джордан. Жаль парня. Неприятная история – уж в них-то я понимаю.
– Жизнь тоже история не из приятных, Аннет. Еще двенадцать часов назад я думал, что перестану быть завсегдатаем этого ресторана. А видишь…
Он поднял чашку и провозгласил тост, такой же горький, как и кофе в ней.
– За несостоявшиеся путешествия.
Аннет поняла, что скрывается за этой фразой, и улыбнулась ему – искренне и грустно.
– За отложенные, Джордан, только за отложенные.
Лысый толстяк с перемазанной кетчупом физиономией замахал руками из-за соседнего столика, и Аннет пришлось вернуться в мир, где она обитала по восемь часов в день плюс сверхурочные, как в этот вечер.
– Сию минуту.
И ушла, оставив Джордана наедине с мыслями, которые вполне разделяла. История и впрямь неприятная. И если он не ошибается, вскоре станет еще неприятней, если это вообще возможно. Когда он покинул кабинет брата в Грейси-Мэншн, заключение о вскрытии еще не прибыло. Но Джордан дожидаться не стал: пускай Кристофер один предается отцовским чувствам и долгу мэра (кто знает, какая из двух ролей сейчас труднее).
Он позвонил Буррони и пригласил его отужинать на углу Шестой авеню. Уже допивая кофе, Джордан увидел полицейского в первом окне, затем во втором – так он переходил из одного окна в другое, пока не дошел до двери.
Буррони был все в том же замшевом пиджаке и той же черной шляпе с прямой тульей, что и утром. Он вошел и обвел взглядом помещение. Заметив Джордана, решительно двинулся к столику пружинистой походкой футболиста. В руке у него была зажата сложенная вдвое спортивная газета, из которой торчал листок желтого цвета.