– Давайте подумаем. Человек совершает преступления по модели комиксов. Первая жертва – лицо довольно значительное. Известный художник и в то же время сын мэра Нью-Йорка. Это могла быть месть отцу, но динамика преступлений это исключает. За ним следует вторая жертва. На сей раз женщина, тоже из весьма высокопоставленного семейства. Новое убийство обставлено, как и предыдущее: популярные во всем мире комиксы, которые печатаются в этой стране по меньшей мере ста пятьюдесятью ежедневными и воскресными газетами, – «Мелюзга».

Джордан сделал паузу, как будто пытался поймать мысль, молнией мелькнувшую в мозгу и тут же погасшую.

– Всякий раз мы имеем указание на персонаж, который стоит на очереди, и всякий раз эти указания разные, их ничто не связывает. Первое убийство замаскировано под Линуса – типаж нервный, закомплексованный, с вечно приклеенным к уху одеялом. Именно так убийца расположил тело. Вблизи от места преступления был замечен человек в спортивном костюме, немного припадающий на правую ногу. Второй жертвой стала Люси, сестра Линуса, влюбленная в гениального музыканта Шредера. В этом случае тело заставили принять ее характерную позу. И опять-таки в подъезде жертвы замечен тот же человек. Как выяснилось, оба убитых учились в одном колледже, и, вероятно, оба знали своего убийцу. Возникает вопрос: не учился ли в Вассаре человек, которого убийца обозначил как Снупи, и не знаком ли этому Снупи тип в спортивном костюме, прихрамывающий на правую ногу и оставивший нам – не будем об этом забывать – важную улику. По воле случая и небрежности убийцы, у нас имеется образец его ДНК.

Джордан поглядел на Буррони и Кристофера, как будто лишь теперь заметил их присутствие.

– А главное – не будем забывать о том, что у нас имеется еще одно преимущество перед убийцей. Хоть и небольшое, но преимущество.

Кристофер позволил себе вбить в это жесткое построение клин надежды:

– Какое?

– Мы знаем имя. Пиг Пен. Еще один персонаж «Мелюзги», не такой популярный, как остальные. А человек, которого мы выслеживаем, не знает, что нам оно известно. Повторяю: это совсем небольшой просвет, но, по сравнению с прежней кромешной тьмой, все же просвет.

На мгновение наступила пауза, во время которой Кристофер и Буррони пытались усвоить все сказанное Джорданом.

Буррони очнулся первым и встал со стула.

– Господин мэр, позвольте мне съездить в Управление узнать, нет ли новостей от моих людей, занимающихся колледжем, или еще чего-нибудь нового.

Кристофер протянул ему руку.

– Благодарю вас, детектив. Несмотря на тяжелое положение, я знаю, что вы работаете на совесть, и это вам зачтется в свое время.

Пока Буррони пожимал руку Кристоферу, Джордан отвернулся к окну, чтобы не выдать своей инстинктивной реакции на эти слова. Ему ли не знать, как коротка память у его брата. Однако у Буррони имеется один козырь: есть кому напомнить брату о данном обещании.

– Пока, Джордан, до встречи.

– Да. Держи меня в курсе.

Детектив вышел из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь. Джордан и Кристофер остались вдвоем, но не успели обменяться и словом, как дверь вновь распахнулась, и вошел Рубен Доусон, бесстрастный помощник мэра.

– Что у тебя, Рубен?

Джордан удивился, увидев легкое замешательство на лице Доусона. Тот дошел до письменного стола, прежде чем ответить на вопрос.

– Есть новости. На мой взгляд, довольно странные. Мне только что позвонил охранник от ворот. Там женщина, которая хочет поговорить с вами. Она представилась как комиссар итальянской полиции.

– Что ей нужно?

Ответ Рубена Доусона ударил, как град по брусчатке.

– По ее словам, дело касается убийства вашего сына.

29

Морин ждала, стоя перед молочно-белыми воротами.

Сквозь решетку в маленьком дворике просматривалось несколько припаркованных машин; красным пятном на их фоне был мотоцикл, поставленный на боковую опору. Итальянский мотоцикл, она такие видела.

Сцена, которую она выстроила в голове, повторилась без малейших отступлений от сценария. Полицейский с квадратной челюстью, увидев ее, вышел из будки и шагом, достойным почетного караула, направился к ней.

– Добрый день, мадам. Чем могу служить?

– Здравствуйте. Меня зовут Морин Мартини, комиссар итальянской полиции. К тому же гражданка Соединенных Штатов. Мне нужно срочно поговорить с мэром.

Она протянула охраннику свой жетон и паспорт. Тот из чистой вежливости взял их, но взглянуть и не подумал.

– Боюсь, вы не ко времени, мадам.

Морин ожидала чего-то подобного. Подавив обуявшее ее раздражение, она сняла очки и в упор поглядела на охранника.

– Пусть это решает господин мэр. Доложите ему, что у меня есть сведения, касающиеся убийства его сына.

Тон и смысл этих слов мгновенно растопили лед в глазах ее собеседника.

– Минутку. Подождите здесь.

Охранник в синей форме удалился в будку, но через стекло Морин было видно, что он поднял трубку телефона и одновременно разглядывает ее документы. Он обменялся с кем-то несколькими фразами, выслушал ответ и закивал.

Затем вышел и протянул ей документы.

– Прошу. У входа вас встретят.

Морин прошла в ворота, пересекла дворик и направилась к главному входу под козырьком, тянувшимся вдоль всего фасада. Не успела она подняться по ступенькам, как дверь распахнулась, и на пороге появился настоящий английский дворецкий.

Голос, каким он пригласил ее войти, не мог быть иным:

– Прошу вас, мадам, господин мэр ждет. Вот сюда, я провожу вас.

Морин так волновалась, что не удостоила вниманием интерьер особняка. И даже не заметила человека в замшевой куртке и круглой черной шляпе, который прошел мимо нее к выходу и окинул любопытным взглядом. Проведя ее по коридору, мажордом остановился перед дверью, легонько постучал и, не дожидаясь ответа, распахнул перед ней дверь, отступив в сторону.

– Пожалуйте.

Морин, сделав несколько шагов, очутилась в небольшом кабинете. Дверь бесшумно закрылась у нее за спиной. В кабинете были двое.

Прямо перед ней на фоне окна стоял высокий человек с посеребренными висками и невероятно голубыми глазами – такого цвета она еще не видела. Лицо и весь сдержанный, собранный облик говорили о том, что с таким человеком неплохо оказаться рядом в момент опасности. Другой, гораздо старше, сидел за письменным столом; его черты носили на себе печать власти, которую ни с чем не спутаешь и которая не способствует здоровому цвету лица. Глаза у него были точно того же оттенка, что и у первого, но словно бы потухшие, а грузное тело говорило об избытке официальных приемов и недостатке движения.