Женщина, стоявшая впереди, набрала полные руки книг на дом и из-за каждой затевала спор с кассиром. Чтобы отвлечься, Элис позволила себе задуматься над вопросом, который донимал ее целый вечер: возможно ли, что среди сотен и тысяч лабиринтов не нашлось ни одного, узор которого точно повторял бы лабиринт пика де Соларак?
Возможно, но маловероятно.
Мужчина, стоявший за ней, придвинулся слишком близко, как пассажир метро, который норовит читать через плечо соседа чужую газету. Элис обернулась и наградила его суровым взглядом. Мужчина отодвинулся на шаг назад. Лицо его показалось ей смутно знакомым.
— Oui, merci, [55] — поблагодарила она, добравшись наконец до окошка и расплатившись за распечатку.
Всего около тридцати листов.
Выходя из библиотеки, Элис услышала, как колокола Сен-Этьена отбивают семь часов. Она и не заметила, как пролетело время.
Пора было ехать, и Элис заторопилась к дальнему берегу реки, где оставила машину. Она так ушла в свои мысли, что не замечала мужчину из очереди, тоже спешившего за ней вдоль набережной на некотором расстоянии. И не видела, как он достал из кармана телефон и позвонил, провожая взглядом ее выезжавшую со стоянки машину.
К сумеркам Элэйс выехала на поля городка Курсан.
По старой римской дороге через Минервуа к Капестану, между бескрайними полями конопли и изумрудными полями пшеницы можно было скакать без задержки.
С первого дня Элэйс ехала, пока не начинало слишком жарко припекать солнце. Тогда они с Тату находили местечко в тени и отдыхали, а потом снова ехали до сумерек, когда вылетала кусачая мошкара и в воздухе слышались крики сов и визг летучих мышей.
Первую ночь провели в городке Азиль у подруги Эсклармонды. Дальше на восток народу в полях становилось меньше, а встречные не всегда внушали доверие и сами смотрели на нее с подозрением. В этих местах ходили слухи о жестокости Французских солдат и мародерствующих наемников — рутьеров и один рассказ был страшнее другого.
Элэйс заставила Тату перейти на шаг и задумалась, стоит ехать в Курсан или лучше поискать ночлега на месте. На хмурое серое небо быстро наползали облака, и воздух замер, как перед грозой. Да и раскаты грома уже слышались вдали — словно поднятый от зимней спячки медведь ворчал в своей берлоге. Элэйс вовсе не хотелось под открытым небом дожидаться, пока разразится буря.
Тату забеспокоилась. Элэйс чувствовала, как вздрагивает ее лошадка, едва заслышав у дороги зайца или лису.
Впереди виднелась небольшая рощица — дубы и ясень. Лесок был слишком мал, чтобы дать приют крупному зверю вроде вепря или рыси. Зато раскидистые деревья обеспечили бы надежное укрытие путнику, спрятавшемуся под их широкими ветвями. Через рощу тянулась вытоптанная тысячами ног тропинка. Похоже, все окрестные селяне сворачивали в город напрямик через лес.
Тату снова вздрогнула, когда темнеющее небо озарилось вспышкой молнии, и тогда Элэйс решилась. Надо по крайней мере переждать грозу.
Ободряюще нашептывая в ухо испуганной кобылке, Элэйс направила ее под зеленые своды рощи.
Охотники давно уже упустили свою добычу, и только приближение грозы помешало им вернуться прямиком в лагерь.
За несколько недель похода бледные французские солдаты дочерна обгорели под яростным южным солнцем. Их походные доспехи и накидки со значками сюзерена были спрятаны от дождя в густых зарослях. Но они все еще не теряли надежды хоть чем-то загладить неудачную вылазку и выслужиться перед начальством.
Шум… Хруст сухой ветки, встревоженное фырканье лошади, ударившей стальной подковой о подвернувшийся камень.
Один из мужчин, скаля обломки черных гнилых зубов, пробрался вперед и выглянул. Невдалеке он разглядел фигуру всадника на малорослой светло-рыжей арабской лошадке, опасливо ступающей по лесной тропе, и радостно ощерился.
Неплохая добыча. От всадника немного проку, а вот за лошадку молено взять хорошую цену!
Он швырнул камушком в сторону приятеля, затаившегося по другую сторону тропы.
— Regarde! [56] — Он мотнул головой, указывая на Элэйс.
— Есть на что посмотреть, — отозвался тот. — Une femme. Et seule. [57]
— Уверен, что одна?
— Других не слышно.
Охотники подхватили концы веревки, уложенной под листьями поперек троны, и затаили дыхание.
Отвага Элэйс быстро растаяла под сводами леса. Земля была еще твердой, но верхний слой почвы пропитался влагой. Под ногами Тату шуршала палая листва. Элэйс старалась найти утешение в ободряющем щебете птиц над головой, но было страшно. Тишина вокруг что-то таила, и это что-то не было мирным.
«Все ты выдумываешь со страху!»
И Тату тоже чует… Внезапно что-то взметнулось с земли со свистом летящей стрелы. Змея? Фазан?
Тату вздыбилась, колотя воздух передними копытами, и в ужасе заржала. Элис не успела ничего предпринять. Капюшон слетел с головы, а руки упустили поводья, когда ее выбросило из седла. Она больно ударилась плечом, задыхаясь, перекатилась в сторону и попыталась встать. Надо было поймать кобылу, пока та не умчалась.
— Тату, doçament! — выкрикнула Элэйс, поднимаясь на ноги. — Тату!
Она, пошатываясь, шагнула вперед и замерла. На тропе, перегородив ей дорогу, стоял мужчина. Он улыбался, показывая гнилые зубы, но в руке у него был нож с тусклым лезвием, покрытым у острия бурой ржавчиной.
Движение справа. Элэйс стрельнула глазами в ту сторону. Второй мужчина с лицом, изуродованным шрамом, держал под уздцы Тату и небрежно помахивал дубинкой.
— Не надо, — услышала она собственный голос. — Отпустите ее.
Несмотря на боль в плече, рука потянулась к рукояти меча. «Отдам им все, только пусть отпустят». Мужчина шагнул к ней. Элэйс, вычертив в воздухе дугу, выдернула меч из ножен. Не сводя глаз с его лица, нащупала левой рукой кошелек и бросила на тропу горсть монет.
— Возьмите. У меня нет при себе ничего ценного.
Он мельком глянул на рассыпанное по земле серебро и презрительно сплюнул. Утер рукой рот и сделал еще один шаг.
Элэйс подняла меч:
— Предупреждаю, не подходи! — выкрикнула она, чертя в воздухе между ними восьмерку.
— Ligote-la! [58] — приказал он своему товарищу.