— Не понадобятся. На причале в Одессе вас встретит Белов. С ним все обговорено. Он проведет вас через границу.
Уилсон задумчиво нахмурился.
— Что вам не нравится? — удивленно спросил Хаким.
— Я насчет Белова. Русские — известные мастера кидать. Товар заберет, а меня пошлет куда подальше. И что мне прикажете делать?
— Я абсолютно уверен, что он не обманет, — сказал Хаким.
— Откуда такая крепкая вера? Думаете, он Зеро и Халида испугается?
— Их он, разумеется, не испугается… хотя вы напрасно недооцениваете моих пареньков.
Уилсон только усмехнулся.
— Надеюсь, вы понимаете, — сказал он, — что в оружии я не разбираюсь. Белов может всучить мне что угодно.
Хаким равнодушно пожал плечами:
— А вам и не нужно разбираться в оружии. Мы с Беловым много работаем. И он нас никогда не подводил и не надувал. Только дураки ищут одноразовую выгоду. А Белов — человек с головой. Он российский подданный, но его рабочая база — Объединенные Эмираты. Поэтому у нас есть кой-какое влияние на него. В Эмиратах у него самолеты и склады — и вообще место теплое во всех отношениях. Зачем ему рисковать и подставляться? Тем более из-за такого пустякового дела. — Хаким улыбнулся, поиграл пальцами и добавил: — Впрочем, если обманет, вы первым узнаете об этом.
— То-то радости…
Хаким отправил в рот оливку, разжевал ее и выплюнул косточку на паркет с облезлой краской.
— В ближайшие дни у меня много дел и разъездов, поэтому в Антверпене вы можете оказаться раньше меня. В любом случае снимите комнату в отеле «Витте лилле». По-английски — «Белая лилия». Запомните?
Уилсон кивнул.
— Что потом?
— С алмазами, которые вы получите в Африке в обмен на оружие, пойдем на биржу бриллиантов. Вместе. Там у нас знакомый еврей — давний деловой партнер. Возьмет бриллианты, отправит деньги на счет. Как договорились: мне — семьдесят процентов, вам — тридцать. Ну а после этого — вы вольный человек, ступайте на все четыре стороны.
Уилсон посмаковал кусочек кебаба, помолчал, затем спросил:
— А Бободжон?
Хаким недоуменно вскинул брови:
— При чем тут Бободжон?
— Он будет в Антверпене?
— Нет, конечно. Зачем?
— Мог бы и появиться на глаза старому другу… — произнес Уилсон.
— Ему недосуг. Занимается важным делом. Даже я с ним не скоро увижусь.
— Что за важное дело?
Хаким долго не отвечал, потом улыбнулся:
— Вы же знаете, Бободжон хорошо разбирается в компьютерах. Сейчас он помогает нам в вопросах коммуникации.
— А именно?
Хаким медленно отхлебнул вина, чинно поставил бокал на стол и посмотрел американцу прямо в глаза.
— Позвольте мне дать один совет…
Уилсон тут же задиристо вскинул подбородок. Араб улыбнулся про себя.
— У нас в данный момент общее дело, — примирительно сказал он. — Мы с Бободжоном и вы в одной упряжке. Это хорошо. Но это не делает вас одним из наших. Поэтому для вас же лучше проявлять поменьше любопытства. Лишние вопросы нервируют людей. Меня, в частности. Все равно ничего не узнаете, а на неприятности можете нарваться.
Поскольку Уилсон угрюмо молчал, нахмурился и араб.
— А скажите-ка мне вот что… — вдруг другим, более резким тоном произнес он, — зачем вы… ввязываетесь во все это?
Уилсон скорчил мину, которая должна была означать: слишком трудно объяснить!
Хакима это не удовлетворило. Он погрозил собеседнику пальцем.
— Знаете, что я про вас думаю? Вы гнилой интеллектуал!
Обвинение было смягчено улыбкой, поэтому Уилсон не счел нужным обидеться. Он рассмеялся и, в свою очередь, помотал указательным пальцем, но с другим смыслом.
— Нет, нет. Не надо записывать меня в интеллектуалы. Я инженер. Это совсем другое.
— Верно, инженеры в облаках не витают. Но племянник говорил, вы в тюрьме всё книжки читали. А правильных книжек мало. Правда, Кутба вы читали, да?
— Читал.
— Что именно?
— «Вехи пути».
Араб удовлетворенно хмыкнул.
— И ваши мысли по этому поводу?
Уилсон осторожно пожевал губы. Сайд Кутб проповедовал возвращение к «чистому исламу» и насильственное свержение современных ему «разложившихся» арабских правительств. В конце концов его повесил президент Насер. По мнению Уилсона, именно Сайд Кутб был главным вдохновителем людей типа Усамы бен Ладена.
— Я полагаю, Кутб во многом прав, — сказал наконец Уилсон. — И его идеи хороши… для арабов.
— А если ты не араб?
— Остальным разумней искать учителей по себе.
— Что ж, с этим трудно поспорить, — хохотнул Хаким. — Каждый ищет учителя по себе. Кутб вам явно не глянулся. А другого нашли?
Уилсон уклончиво повел плечами.
Хаким не отставал:
— Бободжон говорил, что в вас течет индейская кровь. Правда?
Уилсон упрямо отмалчивался.
— Извините за невежество, — продолжал Хаким, — я практически ничего не знаю об индейцах. Все знания — из старых вестернов… Но мне думается, и у вашего племени должна иметься ключевая фигура вроде нашего Кутба.
— У моего племени? — Уилсона слегка передернуло. — Эти дикари, — продолжил он с саркастическим нажимом, — не оставили письменных памятников. Никаких трактатов, памфлетов и диссертаций.
Хаким вежливо рассмеялся.
— Но что-то они все-таки оставили, да?
— Да. Причитания.
— Причитания?
Уилсон величаво кивнул:
— Мой народ сочинил много чудесных жалобных песен. Потому что, увы, было на что жаловаться…
— Стало быть, только причитания?
— Нет, — сказал Уилсон. — Еще Танец духов.
Хаким опять вежливо рассмеялся и подлил вина в бокал собеседника.
— Грустные песни и танцы! Что ж, не самое плохое наследие.
Араб не имел ни малейшего намерения уязвить Уилсона — просто не знал, как правильно реагировать. Однако Уилсон уже сам завелся. Внутри он весь кипел, хотя на лице не дрогнул ни один мускул. Стараясь не выдать своего бешенства, он сказал тоном, который казался ему предельно небрежным:
— Я своих родителей не знаю. Рос по сиротским приютам. Поэтому у меня, собственно, нет никакой прямой связи с историей моего народа. Я даже не могу с полной уверенностью утверждать, что я индеец. Многие говорили и говорят, что я похож на индейца. И я действительно похож на индейца. Однако до определенного момента меня нисколько не интересовали мои корни — реальные или предположительные. Но однажды, еще мальчишкой, я вдруг узнал про Танец духов. Точно помню, когда это случилось, — в приемной зубного врача лежал журнал, и в нем была статья.