Заглянув в коридор, Леони увидела, что дверь в комнату матери закрыта. Ее часто раздражало общество Маргариты, все разговоры с ней были известны наизусть и заранее. Но сегодня она бы порадовалась возможности поболтать перед сном.
Она взяла лампу и прошла в гостиную. Большая просторная комната занимала весь фронтон дома, выходивший на улице Берлин. Все три окна были закрыты, но желтые ситцевые занавески, свисавшие до самого пола, остались раздвинутыми.
Она поставила лампу на стол и выглянула на пустынную улицу. И только сейчас заметила, что продрогла насквозь. Леони вспомнила блуждавшего где-то в городе брата и понадеялась, что с ним ничего не случится.
Наконец в голову начали закрадываться мысли о том, чем все могло кончиться. Возбуждение, поддерживавшее ее весь этот долгий вечер, схлынуло, сменившись страхом и тревогой. Казалось, вся она, все мышцы, все чувства наполнились воспоминаниями об увиденном.
Кровь, сломанные кости и ненависть.
Леони закрыла глаза, но картины вставали перед ней одна за другой, словно щелкала камера. Вонь самодельных «бомб» с экскрементами и гнильем. Застывшие глаза человека, в грудь которого вошел нож, — мгновенно остановившаяся жизнь.
На спинку кушетки была наброшена зеленая шерстяная шаль. Леони завернулась в нее, потушила газовую лампу и свернулась в любимом уголке, подобрав под себя ноги.
Вдруг с нижнего этажа просочились между половицами звуки музыки. Леони улыбнулась. Ашиль опять за пианино. Она взглянула на часы на каминной полочке.
Полуночник.
Леони утешила мысль, что не она одна бодрствует в доме на улице Берлин. Присутствие Ашиля успокаивало. Она поглубже забилась в кресло. Знакомая музыка, «Дева-избранница» — Анатоль не раз уверял, что Ашиль, когда писал ее, думал о Леони. Она знала, что это не так. Ашиль объяснил ей, что либретто — прозаическое переложение поэмы Россети, вдохновленной, в свою очередь, «Вороном» Эдгара По. И все равно пьеса была близка ее сердцу, а ее призрачные аккорды точно совпадали с настроением сегодняшней ночи.
Без предупреждения в голове возникло другое воспоминание. Утро похорон. Тогда, как и теперь, Ашиль без конца бил по клавишам, белые и черные ноты просачивались сквозь половицы, пока Леони не почудилось, что звуки сведут ее с ума. Единственный пальмовый лист плавает в стеклянной миске. Болезненные ароматы ритуала, смерти, проникавшие в каждый уголок квартиры, горящие свечи и благовония, чтобы заглушить сладковатый трупный запах из закрытого гроба.
«Ты путаешь прошлое с настоящим».
Тогда он чуть ли не каждое утро исчезал из дома до первого света. А возвращался, когда все уже спали. Как-то раз пропал на неделю и ничего не объяснил. Когда Леони собралась с духом и спросила, где он был, ответил только, что ее это не касается. Она подозревала, что он проводит ночи за игорными столами. Из шепотков прислуги она знала, что он стал жертвой шумной и анонимной газетной травли.
Все это явственно сказывалось на нем. Щеки у него запали, кожа стала прозрачной. Карие глаза потухли, из них не исчезали красные прожилки, а губы стали сухими и потрескались. Леони что угодно отдала бы, лишь бы такое не повторилось.
На бульваре Малешерб уже раскрывались почки на деревьях, а вдоль дорожек в парке Монсо снова показались белые, розовые и лиловые цветы, когда атака на его доброе имя внезапно прекратилась. С тех пор он успел воспрянуть душой и телом. Старший брат, которого она знала и любила, вернулся к ней. И больше не стало исчезновений, уклончивых ответов, полуправды.
До нынешнего вечера.
Леони заметила, что плачет. Она вытерла слезы холодными пальцами и еще плотнее завернулась в шаль.
Теперь сентябрь, а не март.
Но на сердце у нее не стало легче. Она знала, что брат ей солгал. И она не покидала свой пост у окна, позволив музыке Ашиля убаюкать ее до полудремы, но все время прислушиваясь, не звякнет ли в замке ключ Анатоля.
Вторник, 17 сентября
Оставив спящую женщину, Анатоль на цыпочках вышел из крошечной меблированной комнаты. Чтобы не разбудить других постояльцев, он в одних носках спустился по узкой и пыльной деревянной лестнице. На каждой площадке горел газовый светильник. Он спускался пролет за пролетом до уличных дверей.
Близился рассвет, Париж просыпался. Вдалеке гремели грузовые фургоны. Деревянные колеса стучали по булыжнику, доставляя молоко и свежий хлеб в кафе и бары на Монмартр.
Он задержался, чтобы надеть ботинки, и двинулся дальше. Улица Фидо была пуста, здесь слышался только стук его каблуков. Анатоль, глубоко задумавшись, быстро шагал к перекрестку с улицей Сен-Марк, собираясь срезать путь через аркаду пассажа «Панорам». Он никого не видел и не слышал.
Мысли так и мелькали у него в голове. Удастся ли их план? Сможет ли он незаметно, не возбудив подозрений, выбраться из Парижа? Вопреки воинственным речам, которые он вел последние несколько часов, Анатоля переполняли сомнения. Он знал, что успех или поражение зависят от его поступков в ближайшие несколько часов и дней. Леони уже что-то подозревает, а без ее поддержки им не обойтись. Поэтому он проклинал обстоятельства, помешавшие ему вовремя успеть к оперному театру, и особенно — злополучное совпадение, по которому abonne выбрали именно этот вечер для своей самой жестокой и кровавой демонстрации.
Он глубоко вздохнул, чувствуя, как морозный сентябрьский рассвет проникает в легкие, смешиваясь с городским дымом и копотью. Вина перед Леони ненадолго забылась в блаженных объятиях любимой женщины. Теперь она вернулась острой болью в груди.
Он твердо решил, что загладит свою вину.
Время словно толкало его в спину, торопя домой. Он шел все быстрее, углубившись в свои мысли, радуясь, что ночь на исходе, унося воспоминания о любимой, запечатленные в душе и на теле, аромат ее кожи, ее мягкие волосы в его пальцах. Как он устал все время таиться и путать следы. Как только они сбегут из Парижа, ему уже не придется интриговать, выдумывать несуществующие ночи у игорных столов, визиты в притоны курильщиков опиума и в дома сомнительной репутации, чтобы скрыть, где он бывает на самом деле.
Газетная травля, от которой он даже не мог защититься, тревожила его. Он подозревал, что за этим стоит Констант. Его имя чернят, это не может не задеть мать и сестру. Оставалось только надеяться, что когда все выйдет на свет, будет еще не поздно восстановить репутацию.
Едва он завернул за угол, как в спину ударил промозглый осенний ветер. Он потуже натянул смокинг и пожалел, что не надел шарф. Улицу Сен-Марк он переходил все так же рассеянно — думая о предстоящих неделях и не замечая ничего вокруг.
Не сразу он услышал за собою шаги. Две пары ног шагали быстро, шаги приближались. Он насторожился. Оглядел свой вечерний наряд и подумал, что похож на легкую добычу: безоружный, без спутников и, возможно, с карманами, набитыми выигранными за ночь в рулетку деньгами.