— Вы хорошо осведомлены, мсье Констант, — заметила она, стараясь держать себя в руках. — Вы участвуете в реставрации? Вы архитектор?
Ей почудилось, что в голубых глазах вспыхнуло удовольствие.
— Вы мне льстите, мадемуазель Верньер, но нет. Я не столь видная персона. Всего лишь любитель.
— Понятно.
Леони обнаружила, что в голову не приходит ни единой остроумной реплики. Ей хотелось продлить беседу, и она жадно искала темы, которые могли бы его заинтересовать. К счастью, Виктор Констант поддерживал разговор и без ее помощи.
— Церковь Сен-Жимер стояла почти на этом же месте с конца одиннадцатого века. Здание, в котором мы находимся, было освящено в 1859 году, после того, как стало ясно, что старая церковь весьма обветшала и проще построить новую, чем восстанавливать старую.
— Понятно, — повторила она и поморщилась.
«Какой скучной и глупой я кажусь ему!»
— Строительство было начато по проекту мсье Виолле-ле-Дюка, — продолжал Констант, — но вскоре работы были переданы под надзор местного архитектора мсье Калса, который и довел их до конца.
Взяв ее за плечи, он развернул Леони лицом к нефу. Леони едва не задохнулась, когда горячая волна прошла по всему ее телу.
— Алтарь, кафедра, приделы и перегородки — работа Виолле-ле-Дюка, — говорил он. — Типичный стиль, смешение Севера и Юга. Они перенесли сюда много предметов из прежней церкви. И это здание, хотя слишком модернистское на мой вкус, достаточно оригинально. Вы не согласны, мадемуазель Верньер?
Леони почувствовала, как его рука соскользнула с ее плеча, мимолетно погладив при этом по талии. Она не сумела выговорить ни слова, только кивнула в ответ.
Женщина, сидевшая на полу в боковом проходе, в золотой тени ящичка ковчега, завела колыбельную, чтобы успокоить зашевелившегося у нее на руках младенца.
Леони, обрадованная возможностью отвлечься, обернулась к ней.
Aquela Trivala
Ah qu'un polit quartier
Es plen de gitanos. [28]
Слова плыли через церковь к нефу, где стояли Леони и Виктор.
— В простоте есть свое обаяние, — заметил он.
— Это окситанский язык, — пояснила Леони, которой хотелось произвести на него впечатление. — Служанки у нас дома говорят на нем, когда думают, что никто не слышит.
Она заметила, что его взгляд стал пристальнее.
— Дома? — повторил он. — Простите, но по вашей речи и манерам я решил, что вы приезжая. Я бы принял вас за истинную парижанку.
Леони улыбнулась комплименту.
— Ваша проницательность делает вам честь, мсье Констант. Мы с братом действительно гости в Лангедоке. Мы живем в Восьмом округе, недалеко от вокзала Сен-Лазар. Вы знаете эту часть города?
— Увы, только по картинам мсье Моне.
— Из окна нашей гостиной видна площадь Европы, — подсказала Леони. — Если бы вы знали те места, то могли бы легко представить, где наша квартира.
Он с сожалением пожал плечами.
— В таком случае, если этот вопрос не слишком смел, мадемуазель Верньер, что привело вас в Лангедок? Теперь неподходящее время года для путешествий.
— Мы на месяц приехали погостить у родственницы. У тети.
Он сочувственно поджал губы:
— Примите мои соболезнования.
Секунду спустя Леони догадалась, что Констант ее поддразнивает.
— О, — рассмеялась она, — Изольда совсем не из тех тетушек. Ни шариков от моли, ни одеколона. Она молодая и красивая и, между прочим, тоже природная парижанка.
В его глазах сверкнула радость или даже восторг. Леони покраснела, подумав, что флирт доставляет ему столько же удовольствия, как и ей.
«И ничего дурного в этом нет…»
Констант прижал ладонь к сердцу и изящно поклонился.
— Признаю свою ошибку, — произнес он.
— Я вас извиняю, — кокетливо ответила Леони.
— А ваша тетушка, — продолжал он, — прекрасная и очаровательная Изольда, покинув Париж, проживает теперь в Каркассоне?
Леони покачала головой.
— Нет, мы в городе всего на несколько дней. У тети здесь дела, связанные с имением покойного мужа. А сегодня вечером мы идем на концерт.
Он кивнул:
— Каркассон — очаровательный город. В нем много превосходных ресторанов и магазинов, да и отелей. — Он помолчал. — Или вы снимаете дом?
Леони рассмеялась.
— Мы же приехали только на пару дней, мсье Констант. Нас вполне устраивает отель Сен-Винсент.
Дверь церкви отворилась, впустив порыв холодного ветра. Кто-то еще спасался от дождя. Леони вздрогнула, когда мокрая юбка прижалась к озябшим коленям.
— Вас пугает буря? — тут же спросил он.
— Что вы, нисколько, — возразила она, польщенная, однако, его заботой. — Имение моей тети высоко в горах. За последние пару недель мы повидали грозы куда страшнее этой.
— Так вы приехали в Каркассон издалека?
— Мы живем к югу от Лиму, на взгорье. Недалеко от курортного городка Ренн-ле-Бен. — Леони улыбнулась ему: — Вы его знаете?
— Увы, не знаю, — сказал он, — хотя, признаюсь, эти места меня заинтересовали. Возможно, в скором времени я соберусь там побывать.
Леони вспыхнула, услышав столь очаровательный комплимент.
— Имение стоит одиноко, зато природа кругом великолепна.
— А в Ренн-ле-Бен большое общество?
Она рассмеялась.
— Нет, но мы только радуемся тихой жизни. Брат в городе был столько занят делами! Здесь мы отдыхаем.
— Что ж, надеюсь, Миди будет еще некоторое время наслаждаться вашим присутствием, — тихо заметил он.
Леони изо всех сил старалась изобразить на лице полную невозмутимость.
Испанское семейство, не прекращая спора, поднялось на ноги. Оглянувшись, Леони увидела, что входная дверь теперь открыта.
— Как видно, дождь перестал, мадемуазель Верньер, — заметил Констант. — Жаль.
Последнее слово прозвучало так тихо, что Леони украдкой покосилась на него, дивясь столь откровенному проявлению заинтересованности. Но лицо его уже было воплощением невинности, и ей приходилось только гадать, правильно ли она его поняла. Снова оглянувшись на дверь, она увидела, что лужи, оставленные дождем, уже сверкают на солнце.
Господин в цилиндре протянул своей даме руку, помогая ей встать. Они осторожно выбрались из прохода между скамьями и вышли наружу. Друг за другом к двери потянулись и остальные. Леони с удивлением заметила, сколько народу приютила церковь. А она почти никого и не заметила.