– С кем, к примеру?
– С Банни Кауфман, – ответил он без колебаний. – И с Адамом Бауманом.
– Они твои друзья?
Дюран просветлел:
– Да!
Эйдриен колебалась: поверить – не поверить?
– Ну, скажем так, друзья, – повторил он. – В основном просто те, с кем здороваешься в дверях. А с Адамом мы играли в одной баскетбольной команде.
– И они тебя узнали?
Тот кивнул:
– Вроде бы.
Она посмотрела на него, как на ребенка:
– Вроде бы?
Дюран удрученно вздохнул:
– Вообще-то не думаю, что на улице они бы отличили меня от тюка соломы.
Собеседница округлила глаза и улыбнулась:
– Что ж, хотя бы честно.
Джеффри вконец запутался – растерянность читалась на его лице.
– Со мной что-то не так, – признался он. – Я чувствую, только не могу понять – что.
Эйдриен удивилась неожиданной искренности собеседника. Впрочем, насколько она знала по паре дел, где выступала в роли присяжной, многие социопаты превосходно манипулируют людьми. Может, именно так и надо воспринимать Дюрана: как потенциально опасного клиента, чья невиновность очень сомнительна.
– Я бы с радостью тебе поверила, – призналась девушка, – только во всем этом слишком много «но».
– Например?
Эйдриен заглянула в блокнот:
– Карты пациентов.
– Что с ними?
– Их нет.
Дюран покачал головой:
– Просто недоразумение.
– Недоразумение? Тут речи не может идти о недоразумении, в папке было пусто – одна фотография, и все.
– Да, но твой друг… Он ворвался в кабинет, точно Грязный Гарри, полицейский-мститель без тормозов. Наверное, большая часть содержимого до сих пор на столе лежит. Вероятно, я работал с файлом, когда вы пришли.
Эйдриен посмотрела на него не без доли скепсиса.
– Давай проверим, – предложил Дюран. – Сходим туда. Не сегодня, конечно, а как-нибудь позже. К тому же в основном я вел записи на компьютере, так что вся информация о пациентах – в базе данных. И ты могла бы, я думаю, запросить в судебном порядке кассеты.
– Какие кассеты?
– Мы с твоей сестрой встречались дважды в неделю, – объяснил Дюран. – Каждый сеанс записывался на пленку – для страховой компании.
– Какой именно?
– «Совместное страхование граждан», их офис в Нью-Йорке. – Он замолчал и открыл баночку кока-колы. – А теперь расскажи ты что-нибудь. Для разнообразия.
Эйдриен озадаченно посмотрела на собеседника:
– Что, например?
Тот пожал плечами:
– Не знаю.
Она на миг задумалась и проговорила:
– У Никки было оружие.
Дюран поинтересовался:
– Какое?
– Винтовка.
Настала его очередь удивиться:
– Зачем ей понадобилась винтовка?
– Не знаю.
– Может, Нико собирала антиквариат? – предположил Джеффри.
Собеседница покачала головой:
– Это новая винтовка с телескопическим прицелом и глушителем.
– Не может быть!
– Кроме шуток, – ответила Эйдриен.
Дюран притих.
– О чем задумался?
– Просто пришло в голову: Никки страдала диссоциативным расстройством , которое обычно возникает после посттравматического шока.
– И что? – В глазах Эйдриен загорелся недобрый огонек. Она заподозрила, к чему клонил Дюран, и беседа приобретала очень неприятный оттенок.
– Может, она хотела кому-нибудь отомстить?
– За что? – спросила Эйдриен, и в ее голосе прозвучали неумолимые нотки.
– За то, что с ней сделали.
– А что, по-твоему, с ней сделали?
– Я знаю, что тебе неприятен этот разговор, но у меня есть все основания подозревать, что твоя сестра на протяжении долгого времени подвергалась насилию на сексуальной почве.
– Ну, началось.
– И делали это ваши приемные родители.
– Чушь.
– Нет, не чушь. И твоя реакция – лишнее тому подтверждение. Это типичная картина: когда один ребенок в семье готов восстать против унижения, другой упорно делает вид, что все прекрасно. Один – обвинитель, другой – защитник.
– Ничего не было. Ты сам подумай, какая нелепость: люди в капюшонах.
Собеседник пожал плечами:
– Твоя сестра рассказала массу подробностей. Иногда совсем юные жертвы даже не подозревают, что над ними совершается насилие. Даже не понимают того, что оно носит сексуальный характер. Ты могла что-то запомнить, но в твоем словаре нет слов, чтобы увидеть произошедшее так, как увидела это Никки.
Эйдриен покачала головой:
– Ты заблуждаешься, Док.
– Никки подробно обо всем рассказывала: вы с Марленой и Деком жили в Бьюмонте, в Южной Каролине, – пересказывал Дюран, – в доме, который назывался «Эгмонт». Белый дом с облупившейся краской, а перед ним росли дубы. – Он склонил набок голову и посмотрел на собеседницу: – Все верно?
Та улыбнулась:
– Ни единого слова правды. Во-первых, мы никогда не жили в Южной Каролине, а уж тем более в доме с именем. Мы ютились в небольшом кирпичном домике на ферме в Дентоне, в Делавэре. И там не росли дубы.
– А сестра Розанна?
– У нас никогда не было сестры Розанны, – продолжала Эйдриен. – Только мы двое: Никки и я.
Джефф вздохнул, встал с кровати и подошел к окну, посмотрел на огни автостоянки и повернулся к Эйдриен:
– В любом случае я не твой психотерапевт. Да это и не важно.
– Что не важно?
– Я хотел сказать, что, может быть, не имеет особого значения – правда это или нет. Главное, что в эту историю верила твоя сестра. Тогда легко объяснить, зачем ей понадобилась винтовка.
Эйдриен задумалась:
– Тут ты, пожалуй, прав. Только вот…
– Что? – спросил Дюран.
– Что за люди напали на нас у тебя дома, и зачем им понадобилось меня убивать?
Тот покачал головой:
– Не знаю. Но если Никки говорила правду, тогда ты – лишняя свидетельница…
– Конечно. Только все происходило много лет назад, и я ничего не помню.
– Может, только пока.
– Никогда. Потому что этого не было!