– И что отсюда вытекает?
Доктор покачал головой:
– Рано делать какие-либо выводы. Сначала я хотел бы предложить ему пройти еще пару тестов, чтобы исключить маловероятные гипотезы.
– Наподобие чего?
– Наподобие травмы области мозга, ответственной за память.
– А что за тесты? – поинтересовалась собеседница.
– Компьютерная томография, магнитно-резонансная томография, сканирование радиоактивным изотопом.
Услышав это, Эйдриен закатила глаза:
– Боже мой. Не думаю, что мистер Дюран в состоянии позволить себе такие расходы.
– Он застрахован, – ответил Шоу. – Мы проверили.
– В самом деле? – удивилась та. – Случайно, не во «Взаимном страховании граждан»?
– Нет, – вмешался в разговор Джефф. – У меня «Тревеллерс» . А та страховка, с пленками – на случай обвинения в профессиональной некомпетентности.
Шоу поднялся с кресла, направился к стойке в приемной и стал один за другим открывать ящики. Извлек какую-то схему, кипу бумаг и протянул все Дюрану.
– Что это? – спросила Эйдриен, заглядывая ему через плечо.
– Вот карта больницы. По ней вы найдете лабораторию. А это формы согласия на проведение тестирования.
Шоу взглянул на часы и с досадой махнул рукой:
– Ну и ну. Да я уже опаздываю!
– Простите, мы совсем вас уболтали, – ответила Эйдриен, прижав к себе небольшой сверток: кроссовки и мокрую от пота одежду для пробежек.
Психиатр отмахнулся и успокоил посетительницу:
– Не впервые. – Он проводил их до лифта и обратился к пациенту: – У вас слабые нервы, Джеффри? Не боитесь замкнутого пространства?
Тот пожал плечами и рассеянно проговорил:
– Понятия не имею.
Шоу усмехнулся:
– Что ж, если почувствуете, что могут возникнуть проблемы с магнитно-резонансной томографией, скажите технику. Он даст вам успокоительное.
Под щеткой ветрового стекла их ждала квитанция.
– Черт возьми! – взвыла Эйдриен, поспешно вытаскивая листок, словно боялась, как бы он не размножился сам собой. – Сто баксов!
Кинув взгляд на бумажку, девушка заметила, что штраф выписали несколько часов назад. Примерно в то время, когда она бегала в парке и заблудилась, а потом так торопилась к Шоу, что начисто забыла про счетчик. Обернувшись к Дюрану, точно считала виноватым его, Эйдриен недовольно проговорила:
– Обязательно было так долго торчать там?
Джеффри прекрасно понимал, как она разозлилась из-за штрафа, и решил не испытывать ее терпения. Он просто тихо произнес:
– Не знаю. Прости, что задержался.
Две минуты спустя они уже ехали в машине в сторону Нижнего Манхэттена. Тут Эйдриен решила извиниться.
– Ты не виноват, – сказала она полным раскаяния голосом. – Это я там припарковалась, сама забыла подбросить в счетчик монет и наорала на тебя ни за что. – Она вздохнула и добавила: – Выхожу из себя по пустякам.
– Да ладно, забудь.
– Нет, мне действительно неловко. Ведь я затеяла всю эту беготню по врачам, где тебя разбирают по косточкам. Какая же я сволочь!
Эйдриен выглядела столь безутешной, что Дюрану так и хотелось обнять ее и прижать к себе. Однако он ограничился словами:
– Думаешь, я не понимаю, каково тебе приходится: столько денег уже угрохала. Ты и ночевать-то здесь не хотела.
– Пожалуйста, не пытайся перевести разговор на другую тему, – сказала девушка, и ее вдруг разобрал смех. – Я такой нытик… – Она испустила наигранные стенания. – Сто долларов… Подумаешь, ерунда!
Эйдриен потерла запотевшее ветровое стекло ребром ладони, и ее спутник поинтересовался:
– Куда едем?
– Я забронировала номер в одном отеле на Вашингтон-сквер.
– Чудненько.
Собеседница засмеялась:
– Я бы не сказала – они берут семьдесят баксов за ночь.
– Да?… А что говорит об этом «Лонли планет»?
– В меру чисто. Безопасно. Цены умеренные.
– Так чего же мы ждем! – воскликнул Дюран. – Это же три кита, на которых зиждется благополучие!
– Хм, наверное…
– А что тебя беспокоит?
Эйдриен на миг задумалась и ответила:
– В меру чисто.
Гостиница оказалась настоящей дырой.
Их номер вызывал в памяти слова «клинически депрессивный», как выразился Дюран. Грязный и захудалый вид помещения наводил на мысль о тех заведениях, где останавливаются вышедшие из мест заключения граждане. Две бесформенные односпальные кровати заправлены легкими покрывалами, которые, судя по нескольким темнеющим полоскам у швов, когда-то были оранжевыми, но давно обрели грязно-белый цвет застиранного белья. В углу на заляпанном ковровом покрытии стоял низкий столик. Возле окна скучало засаленное и прожженное окурками кресло, а неподалеку на встроенном стенном шкафу громоздился 27-дюймовый «Сони Тринитрон».
В кухонной зоне, позади стойки из жаропрочного пластика, висела раковина, явно нуждавшаяся в новой глазуровке, рядом располагался маленький, но очень шумный холодильник, и дополняла картину стенка из дешевого каталога доставки товаров по почте, внутри которой размещались стопки чашек и тарелок.
Эйдриен открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь. К счастью, там оказалась лишь форма для льда – по всей видимости, сделанная вручную из прессованной фольги.
– Кошмарное место, – пожаловалась девушка.
Джефф подсунул спинку кресла под круглую дверную ручку.
Утром они дошли до метро и поехали в северную часть города. В медицинском центре «Пашена» их приветливо встретили работники отделения нейросканирования и компьютерной томографии. Секретарша-азиатка в приемной открыла прозрачное оконце и одарила Джеффа радушной улыбкой.
– Да-да, все верно, – проговорила она, – мистер Дюран. Вам назначено обследование. Я позову Виктора.
Минуту спустя в дверях появился латиноамериканец в комбинезоне цвета морской волны с резкими чертами лица, напоминавшими об ацтекских фризах.
– Передайте Мелиссе форму согласия на проведение процедур, и начнем, – проговорил он и обратился к Эйдриен: – Вы миссис Дюран?
Ее лицо залилось краской, и она несколько поспешно ответила:
– Нет, просто знакомая.
– Тогда вы, наверное, предпочтете подождать где-нибудь в другом месте. Видите ли, тестирование – довольно долгая процедура. Я бы посоветовал зайти в четыре.
Спутница Дюрана удалилась, и его проводили в комнату, где сняли основные показатели жизнедеятельности организма, а затем в кабинете для обследования он стал дожидаться, когда к нему подойдет специалист. Помещение, украшенное геометрическими бордюрами, оформители выдержали в пастельных тонах, на стене одиноко висела гравюра Норманна Рокуэлла с изображением врача в белом халате. С доброй улыбкой на губах и стетоскопом в руке доктор склонился над трепещущим мальчиком, голый зад которого виднелся под слишком коротким хирургическим балахоном. Слащавый образ чадолюбивого педиатра относился к временам, имеющим мало общего с миром, в котором жил Дюран.