— Есть, только это телефон доктора. Случайно схватила, когда уходила из больницы.

Бонни достал бумажник, торопливо отсчитал банкноты и бросил на стойку бара.

— Десять? Этого хватит… А, черт, дал двадцатку. — Он схватил с табурета кепку, плащ и шарф. — Выбросьте его… с таким же успехом можно установить на голове маячок.

— Но они не знают, что телефон у меня.

— Почему вы так уверены? Если уж они знают, что вы случайно ранили своего брата из пневматического пистолета… Не хочу даже представлять, как они докопались до этой информации. Может, с папочкой поговорили по телефону, как думаете? Масштаб, моя дорогая, масштаб! Оглянитесь вокруг! И это правительство самое большое во всем треклятом мире!

— Но…

— Никаких «но»!

Страдальчески вздохнув, Саймон Бонни бросился к двери.

47

На сестринском посту доктор Сатиен Патель снял трубку телефона:

— Слушаю.

— Это детектив Джон Франсискас, тридцать четвертый полицейский участок, значок М1868. Как я понимаю, вы врач, который оказывал медицинскую помощь Дженнифер Дэнс.

— Да, у нее огнестрельное ранение. Потребовалась дезинфекция и обработка раны, но ничего особенно серьезного.

— Все прошло хорошо?

— Просто отлично, — подтвердил Патель.

— Она сейчас в больнице? Мне необходимо задать ей несколько вопросов по поводу этого ранения.

Патель замер у сестринского поста пункта первой помощи, прижав трубку к уху.

— Несколько часов назад мисс Дэнс покинула больницу.

— Ее выписали?

— Нет, она сама ушла. Видите ли, пришел мужчина, который назвался ее братом и хотел ее повидать. Она почувствовала что-то неладное и настояла, чтобы ее немедленно отпустили из больницы.

— И этот мужчина был… в больнице?

— Да, был. После ее ухода я столкнулся с ним в коридоре.

— И что он сказал?

— Ничего. Просто развернулся и ушел. Детектив, вы хотите связаться с мисс Дэнс?

— Да.

— Чтобы она не привлекала внимания, я дал ей свой халат, а там в кармане остался мой сотовый. Надеюсь, она его нашла. — Патель продиктовал номер. — Попробуйте дозвониться до мисс Дэнс. В такую погоду женщине в ее положении не стоит находиться на улице, рискуя своей жизнью.

— Вы, кажется, сказали, что рана несерьезная?

— Я говорю не о ранении. Мисс Дэнс на восьмой неделе беременности. При таком стрессе, как у нее, и у более сильной женщины может случиться выкидыш.

Последовала продолжительная пауза. Томас Болден не сводил взгляда с телефона. От напряжения, с которым он имитировал хриплый голос детектива, запершило в горле. Это был последний шанс: он уже двадцать раз пытался дозвониться до Дженни, и все безуспешно.

— Детектив, вы меня слышите?

— Да, слышу, — ответил Болден. — Благодарю за информацию.

В одних спортивных трусах и носках Болден стоял в задней комнате прачечной «Мин Фун» в Чайна-тауне, прижимая к уху сотовый Алтеи.

— Дженни, ну пожалуйста, ответь! Сними трубку. Дай мне знать, где ты.

Через четыре звонка включился автоответчик доктора Пателя: «Здравствуйте, вы позвонили по телефону…»

С силой выдохнув сквозь сжатые зубы, Болден повесил трубку. Вокруг него мужчины и женщины катили гигантские холщовые корзины с грязной одеждой к огромным стиральным машинам, раскладывали на гладильных досках рубашки, а затем большими стопками отправляли их на упаковку.

Когда Болден только поступил в Принстон, он рассматривал прачечную «Мин Фун» как свой личный филиал магазинов «Барниз». Каждые несколько месяцев он поездом добирался до города, чтобы покопаться в корзинах с отказами: там можно было найти рубашки от Ральфа Лорена в идеальном состоянии за пять долларов и выходные брюки — за десять. Сегодня рубашки стоили десять баксов, а брюки — двадцать. Синий блейзер, который он выбрал, обошелся ему в пятьдесят. Если где и можно было спрятаться, то только в Чайна-тауне. Отдельный замкнутый мир в большом мире.

На восьмой неделе беременности.

Почему она ему не сказала? Вздыхая, Томас злился на себя. Она хотела рассказать ему за обедом, но он был слишком занят своими проблемами. Но почему раньше не сказала? Например, после торжественного приема прошлой ночью, или когда они лежали в постели в воскресенье утром, или в любое другое время после того, как сама узнала? Что он такого сделал, чтобы она не решилась ему признаться? И он знал ответ: все дело в нем самом. Он эмоционально отдалился от нее, финансовый гений, который в ореоле своей славы думает только о себе. Она намекала ему прошлой ночью, и что он сказал? Что она хочет проглотить его с потрохами. Вот сморозил, дурак! Болден сел и потер лоб. Отец! Скоро он станет отцом.

Постепенно улыбка осветила его лицо. Из всего, что он узнал сегодня… Он скоро станет отцом. Чудесно! Нет, больше чем чудесно. Восемь недель беременности. Малыш родится в сентябре. Томас покачал головой. Отец! Он и не ожидал, что от этой новости сделается таким счастливым. Не ожидал, что почувствует… такую свободу. Да, именно так. Свободу. Как будто впереди замаячил свет — свет в конце туннеля. Наконец-то он увидел его. Наконец-то. Отец.

А затем радость потускнела.

Восемь недель беременности. И они стреляли в нее. Навели ружье и выстрелили, будто в животное. Необузданная ярость захлестнула Томаса. Его била дрожь, кровь прилила к лицу. Нет, он этого так не оставит!

Болден перебирал бумаги, которые принесла ему Алтея. Вот оно — черным по белому. Корпорация «Сканлон» принадлежала ассоциации «Дефенс», в которой одним из директоров числился Микки Шифф, а возглавлял ее Джеймс Джаклин. Когда «Дефенс» обанкротилась, Шифф перебрался в «Харрингтон Вайс». Джаклин снова метнул кости, организовав «Джефферсон партнерс» с Ги де Вальмоном, который в то время только что стал компаньоном в «ХВ». Был ли это удачный обмен? Шифф отправляется в «Харрингтон Вайс», а де Вальмон — в «Джефферсон партнерс». Своего рода компенсация за пятьдесят миллионов, списанных, когда ассоциация «Дефенс» пошла на дно? Здравый смысл подсказывал, что Сол Вайс никогда больше не вложит ни единого цента в предприятия Джаклина. И все-таки за двадцать лет совместного пути между «Джефферсон партнерс» и «ХВ» установилась крепкая связь. «ХВ» вкладывал деньги во все фонды, организованные «Джефферсон партнерс», и эти инвестиции хорошо окупились. Прибыль нередко составляла восемьдесят, сто и даже больше процентов. До недавнего времени…

Сектор частных капиталовложений разрастался все больше и больше. «Перебор» — вот слово, которым можно было описать сложившуюся ситуацию. По-прежнему большую часть сделок проводили все те же пять-шесть компаний-гигантов. Когда какая-нибудь компания выставлялась на продажу, все шестеро предлагали свою цену. В результате получался аукцион. Один-два конкурента выбывали, но остальные с жаром набивали цену, поднимая планку до сотни миллионов долларов, двухсот миллионов, миллиарда. С каждым витком доход от инвестиций снижался. Простая математика: доход равнялся сумме, полученной при продаже компании за вычетом суммы, уплаченной при ее приобретении.