Он осторожно взял ее под руку, помог подняться на ноги, затем провел мимо цепочки преграждающих вход охранников, за красный бархатный канат ограждения, натянутый позади них, и сопроводил наверх, в туалет, расположенный рядом с Голубой комнатой, которым обычно пользовался Сам. Когда она вышла оттуда несколькими минутами позже, Фицджеральд успел совершенно забыть о том, что намеревался звонить адмиралу Гленденнингу. Теперь он считал, что цепляться к этой женщине вообще не стоило. Ведь она работает во Всемирной организации здравоохранения. Благодетель человечества. Ну а Гленденнинг? Шутка сказать, награжден медалью Почета. Как-никак, высшая награда США. Практически национальный герой.
— Отдыхайте и развлекайтесь, мэм, — проговорил Фицджеральд, подводя ее к группе гостей, наслаждающихся коктейлями и музыкой играющего в Голубой комнате военно-морского оркестра в ожидании того, когда все усядутся за стол. — Если вам что-то понадобится, просто спросите меня. Майкл Фицджеральд, к вашим услугам. Здешние ребята все меня знают.
— Вы очень добры, мистер Фицджеральд.
Фицджеральд продолжал наблюдать за ней, пока она не смешалась с толпой. Быстро оправилась, подумалось ему. Даже не прихрамывает.
Белый дом сиял светлым нарядным пятном на фоне темно-оранжевых сумерек. Огни подсветки освещали пространство под массивным портиком, а установленные на лужайке прожекторы освещали, сверх того, и весь его главный фасад. Здание имело вид настолько представительный, насколько могла позволить себе американская демократия.
— И давно? — спросил Чапел, когда они с Сарой проходили мимо расположенной напротив Белого дома церкви Святого Иоанна, или «церкви президентов».
На другой стороне улицы непрерывный поток элегантно одетых мужчин и женщин вливался со стороны Пенсильвания-авеню в кованые железные ворота и двигался вдоль по широкой изогнутой подъездной аллее по направлению к скромным дверям, служащим входом в президентскую резиденцию.
— Какая разница? — спросила Сара, но, увидев, как он поджал губы, а в его глазах сверкнула обида, добавила: — С самого начала. Я не имею привычки менять коней на переправе.
— Но ведь они же наши союзники.
— Союзники существуют на случай войны. А в мирное время каждый сам за себя. Национальные интересы превыше всего. Никуда от этого не денешься. Каждая страна должна сама о себе заботиться. В частности, Америка следует этой политике больше, чем кто-либо другой. Почему вы всегда так уверены, что все, что хорошо для вас, хорошо и для всех остальных? Франция в наше время — единственная страна, которая пытается жить своим умом. Боже мой, ты только взгляни на Британию. Сто лет назад мы правили морями. А сейчас даже не можем осмелиться послать за пределы наших границ ни одного солдата без особого разрешения США. У нас-де с ними «особые отношения», и ради них мы готовы на все. Адмирал Нельсон, должно быть, переворачивается в гробу.
— Неужели ты и вправду так думаешь?
— А почему нет? Я, если можно так выразиться, проголосовала ногами.
— Но что тебя заставило?
Сара остановилась и ответила ему с высокомерной усмешкой:
— Ты считаешь, что-то должно было меня подтолкнуть?
Но Чапела оказалось нелегко сбить с толку. С него было довольно. Ему надоело, что она никогда не отвечает прямо, а вечно ходит вокруг да около. Ему надоели ее вежливое молчание и стремление умело уйти от ответа.
— Да, считаю, — с горячностью ответил он. — Дочь британского генерала не переметнется на другую сторону лишь оттого, что там вкуснее кормят.
Сара пожала плечами, но не оставила своего вызывающе дерзкого тона:
— Ты и сам мог бы догадаться. Все дело в папе.
— Что с ним случилось?
— Они его бросили. Оставили умирать. Почти как солдата на поле боя. Знаешь, я сидела у его постели, наблюдая, как его съедает рак, держала за руку и видела, как он с каждым днем становится все слабее и слабее. И что для него сделала армия? Его положили в палате с десятком таких же, как он, и не захотели использовать никаких экспериментальных лекарств, на которые я указывала, в том числе гливек, который, как выяснилось лет через пять, помогает в восьмидесяти случаях из ста… просто потому, что лекарства были слишком дороги либо не прошли всех необходимых клинических испытаний. — Сара уперла руки в бока, щеки от злости пошли пятнами. — Они так ничего и не сделали для человека, который отдал своей стране сорок пять лет жизни. Это сильно испортило мне настроение, и как раз в нужное время.
— И в нужном месте? Кажется, ты тогда была студенткой в Сорбонне?
— Оказывается, ты слушал меня достаточно внимательно.
Еще б он ее не слушал! Из всего сказанного ею он не забыл ни единого слова.
— Меня нашел Гадбуа. Спросил, не захочу ли я помочь. Я спросила — чем? Он ответил, что, по его мнению, МИ-шесть может пожелать познакомиться со мной поближе. Предложил мне принять их предложение. А потом смотреть во все глаза и слушать, навострив уши. Я согласилась… Вообще-то, все французское мне всегда нравилось, — добавила она легким, игривым тоном.
Но Чапел находился не в том настроении, чтобы одобрить подобную непредсказуемость ее настроения.
— Но ты же шпионила, — сказал он, имея в виду традиционное значение этого слова. — Предавала. Шла против нас, хороших парней. Была одной из тех, кого на рассвете ставят к стене и расстреливают.
— Я всего лишь двойной агент, Адам, — произнесла она холодным тоном. — Просто двойной агент. Я не причиняю вреда моей старушке Англии. Я всего-навсего помогаю Франции чем могу. И если в один прекрасный день выяснится, что я еще кому-то смогу помочь, то сделаю это. Не бойся, у меня хватит на это мужества.
Чапел не нашел что ответить.
— Думаешь, я смогла бы заявиться со всем этим к моему начальнику в МИ-шесть? — проговорила Сара уверенным голосом, и его покоробило то, что ей пришло в голову еще что-то ему объяснять. — Да он тут же бросился бы названивать Гленденнингу: «Эй, Глен, как там насчет того, что ты сливаешь секретную информацию французским полицейским? Я говорил Саре, что это чушь, но ты же ведь знаешь эту девчонку: если она вобьет себе в голову какую-нибудь ерунду, с ней ничего не поделаешь. И да, вот еще что: она тут упомянула, будто ты велел арестовать одного из твоих агентов и даже не захотел его выслушать. И еще позаботился, чтобы французы его как следует отколошматили…» Единственное, к чему бы это привело, так это к тому, что мы оказались бы лежащими на полу вместо самого Гленденнинга и бедного мистера Спенсера. Так что сейчас ты должен благодарить Бога, что французы не доверяют американцам безоглядно.
Сара сжала губы, и по всему ее телу пробежала крупная дрожь. Она прикрыла глаза, и Чапел ощутил ее стыд, хотя и не мог догадаться, что именно смущало ее: то ли ее поступки, то ли необходимость ему в них признаться. На ее губах промелькнула улыбка, и следующие несколько секунд она провела, поправляя ему галстук-бабочку и смахивая пару соринок с отворотов его смокинга.