В таком положении они ее и нашли: она стояла на одном колене, пытаясь восстановить дыхание, и краска только начала возвращаться на ее щеки. Рядом остановился черный консульский «крайслер».
— Мисс Черчилль, с вами все в порядке? — спросил гладко выбритый мужчина, в котором она узнала одного из советников. Его звали Билл, или Боб, или Брайен.
— Привет, — ответила она, вяло махнув рукой. Но на лице тут же появилась улыбка, словно говорившая: Вы же знаете нас, британцев, мы никогда не сдаемся, никогда не жалуемся. Выше нос и прочая мура. — Вас, кажется, зовут Брайен? Не беспокойтесь, со мной все в порядке. Просто съела что-то не то.
— Брэд, — с невозмутимым видом поправил он ее. — Простите, но нам велено доставить вас в консульство.
Поднявшись на ноги, она уже не сомневалась, что Брэд и водитель из местных следовали за ней всю дорогу. Qui custodiet custodian. [4] Кто шпионит за шпионами? Теперь она знала ответ: другие шпионы. Только она не ожидала, что они окажутся из ее же лагеря.
— Но мой рейс только в два ночи, — немного неуверенно заметила она.
— Простите, планы изменились. Самолет уже ждет вас.
— Рейс на Вашингтон?
— Нет, мэм. На Париж. Приказ адмирала Гленденнинга.
— Ты просто не можешь сейчас взять и закрыть позицию. Это самоубийство. Ты хоть понимаешь, сколько можно выиграть при продаже такого блока акций? Пункт, а то и побольше. Сто тысяч все-таки деньги, как ни крути. Какое там у тебя падение? Тридцать процентов. Не суетись. Дай мне время прощупать рынок. Не надо спешить. Дождемся следующего ралли акций, тогда и продадим. Оно уже на подходе. Наберись терпения и выбери нужный момент. Я продаю и покупаю акции уже двадцать шесть лет и знаю, когда пора, а когда не пора. Говорю тебе, момент на подходе. Рынок перевернется со дня на день. Слишком долго трейдеры отсиживаются на обочине. Ликвидность падает. Пенсионные планы, все как один, с избыточным финансированием. Основные индикаторы идут вверх: доверие потребителя, индекс деловой активности. Индекс промышленных цен устойчив. Инфляция под контролем. Процентные ставки в ближайшее время меняться не должны. Такой рынок не может не взорваться в любую минуту. Мы сидим на пороховой бочке. Слышишь? На пороховой бочке. Поверь, не пройдет и года, как мы станем штурмовать новые высоты. Забудь об одиннадцати тысячах. Думай о двенадцати. Даже о двенадцати с половиной. Теперь не время становиться зрителем. Ты понял? Нельзя сейчас закрывать позицию.
В офисе с видом на Эйфелеву башню Марк Габриэль отодвинул от уха телефонную трубку. «Беда с этими частными банкирами, — подумал он, — вечно они путают собственное благосостояние с благосостоянием клиентов». Его брокера вовсе не волнует, что в результате продажи более четырехсот тысяч голубых фишек — акций известных, благонадежных компаний — его самый крупный клиент теряет более десяти миллионов долларов. Его пугает только то, что его собственная карьера может оказаться в полной заднице, если Марк Габриэль со своей компанией покинет корабль.
— Питер, я не нуждаюсь в лекциях по биржевой игре в неблагоприятный период на рынке ценных бумаг, — сказал он, похлопывая по колену серебряным ножиком для бумаг. — Акции не приносят дохода, поэтому мы выходим из игры. Это же так просто.
— Выбросить на рынок такое количество акций — это не выход. Это бегство с корабля. Ну потерпи ты, скоро все будет!
— Да, Санта-Клаус, мир во всем мире и рай на земле. Слушай, решение принято, поэтому не трать понапрасну силы.
В свои сорок пять Габриэль был президентом «Ричмонд холдингс», международной инвестиционной компании: акционерный капитал, драгоценные металлы и стратегические пакеты акций разнообразных компаний. Он не любил, когда на него давили. Проведя рукой по затылку, он заставил себя сохранить спокойствие. Как обычно, система кондиционирования не работала — и в кабинете было жарко и душно. Но, несмотря на жару и докучливость собеседника, Габриэль выглядел невозмутимым.
— Господи, Марк, ты принимаешь все так близко к сердцу, — говорил между тем человек в Нью-Йорке. — То есть, конечно, я понимаю, такая кровавая баня… Продержись еще месяц-другой. Звезды обещают все уладить.
— Жду деньги до конца сегодняшнего рабочего дня. Франкфуртское время. Мой счет в «Дойче интернационал».
Но банкир не сдавался.
— В чем дело? — потребовал он ответа с плохо скрываемым раздражением. — Тебе известно что-то, чего не знаю я? Вы там решили устроить генеральную уборку? Имей в виду: у многих возникнут вопросы.
Улыбка на лице сохраняет улыбку в голосе, напомнил себе Габриэль. Меньше всего ему хотелось сейчас привлекать внимание к своим делам.
— Реструктуризация, не более того. Но и не менее, — произнес он почти нараспев. От окаменевшей улыбки уже болели щеки. — Дела на рынках бумаг идут не так, как нам хотелось бы. Собираемся заняться недвижимостью и товарами: может, удастся повысить доходность.
— Товарами?
— Да я понимаю, затея рискованная, — начал Габриэль таким тоном, словно спрашивая разрешение.
— Не то чтобы рискованная, только…
— Выясни, что там у нас на товарной бирже с беконом, — перебил его Габриэль, — но это не срочно. На следующей неделе я буду в Нью-Йорке, тогда и обсудим. Как насчет обеда в «Ле Сирк»? [5] Предупреди Сирио о моем приезде.
Габриэль повесил трубку. Больше не нужно было играть, и на его лице застыла маска ненависти. От бессмысленной болтовни тошнило. Если все получится, ему никогда больше не придется разговаривать с этим дураком. А все его врожденная вежливость, будь она неладна! Иногда не помешало бы плюнуть на свою воспитанность, особенно когда дел невпроворот.
Картонные коробки, неизбежные при переезде, загромождали просторный офис. Они стояли у его письменного стола, у стеллажей и антикварного индонезийского столика с его личными вещицами. Габриэль переходил от одной коробки к другой. Убедившись, что коробка заполнена, он запечатывал ее скотчем и надписывал на двух языках адрес. Некрупный, но ладный, спортивного телосложения, в движениях он был несуетлив и точен. Даже сейчас, с закатанными рукавами и ослабленным галстуком, он не производил впечатления человека, охваченного поспешными сборами или треволнениями. Слово «паника» в его лексиконе отсутствовало. Дисциплина, самообладание, собранность — вот его главные принципы.
Копна темных волнистых волос обрамляла его смуглое угловатое лицо. Даже при работе едва заметная улыбка не покидала уголки его губ. И эта улыбка вместе с живыми карими глазами придавала ему хитровато-загадочный вид. Глядя на него, всякий думал: да, вот человек, который кое-что понимает в жизни. Человек, который не боится темных закоулков мира. Человек, который умеет надежно хранить тайну.