Чтобы отвлечься, он принялся насвистывать мелодию. Буквально в следующую секунду до него дошло, что это та самая противная привязчивая песенка, которую он слушал, пока ждал соединения с Грегорио. Габриэль остановился, достал из кармана пиджака солнечные очки и надел их. Теперь за зеркальными линзами никто не увидит тревогу в его глазах.
Быть одиночкой — значит выделяться.
Быть одиночкой — значит быть уязвимым.
Быть одиночкой — значит быть мишенью.
Он выехал из Афин час назад. Суетливый хаотичный город остался позади как воспоминание о теплой постели. Прибрежное шоссе сузилось до двух полос. Он следовал по его изящным изгибам, поднимавшимся по горному склону. Слева от него белые деревушки распластывались по земле меж сосновых рощиц. Справа простиралось Эгейское море. Вода кипела от человеческой деятельности — паромы, буксиры, рыбачьи лодки то и дело вспенивали лазурную поверхность. Более крупные суда — круизные лайнеры, набитые поджаренными на солнце туристами, супертанкеры, принадлежавшие империям Онассиса и Ниархоса, грузовые корабли километровой длины, с восточным размахом доставляющие сюда горы машин, телевизоров, стереосистем, компьютеров, — стояли у причалов в Пире, главной афинской гавани. Он мчался через старую Грецию — по территории, которую во время Второй мировой контролировали партизаны, через холмы Пана и Аполлона, по земле, которая помнила вторжение гуннов.
Сейчас на шоссе никаких других машин он не видел. В зеркале заднего вида было пусто. Дорога впереди манила — беспрепятственный путь в славное будущее. За рулем своего новенького золотистого «БМВ-750» он был всего лишь еще одним туристом-иностранцем, обследующим непревзойденные европейские трассы. Он вел машину на пределе разрешенной скорости — ни быстрее, ни медленнее, хотя мощный автомобиль, словно беговая лошадь на утренней пробежке, казалось, так и просил чуть отпустить поводья.
К этому моменту энергичные попытки выследить его достигли, вероятно, критической точки. Он не сомневался, что их рабочая версия его побега была весьма правдоподобна и предусматривала довольно срочные меры — срочные, но не чрезвычайные. Что-нибудь по линии палестинского шпиона, который сбежал с не самыми важными сведениями о войсках, дислоцированных на Западном берегу реки Иордан. Они ограничатся расследованием на местном уровне: предпочитают работать по-тихому и вряд ли захотят привлекать лишнее внимание. Если бы они связались с полицией и дело вышло на государственный уровень, американцы начали бы задавать вопросы уже через нескольких часов.
Америка… Мировой жандарм.
Мордехай Кан позволил себе редкую для него улыбку и даже скупой недоброжелательный смех.
Нет, американцам тут ничего не светит. Ничего они не узнают.
Его поимку поручат Подразделению. Им всегда доставались или самые щекотливые с точки зрения политики, или самые трудные операции, которые были не по зубам никому другому. Официально оно называлось Подразделение 269 «Сайерет Маткаль», или Спецподразделение Генерального штаба Армии обороны Израиля. Имя себе они сделали на операциях в Энтеббе и Бейруте. Их история была окрашена кровью противников, реже — собственной.
Сейчас они уже наверняка допросили его жену, обыскали его кабинеты в университете и в лаборатории, устроили допрос с пристрастием всем его сотрудникам, секретарям, преподавателям. Наверняка уже взяли за горло местного офицера службы безопасности, полковника Эфраима Бар-Гера: как могла случиться кража такого масштаба? Не видать теперь Эфраиму генеральских звезд. Они уже проверили и перепроверили свои датчики. Они уже поставили новые коды. Они уже убедили себя, что такое никогда больше не повторится.
Кан от природы был осторожным человеком, работа сделала его чуть ли не параноиком. Ему совсем не хотелось, чтобы его поймали или даже просто снова услышали о нем. Он предусмотрительно изменил свою внешность: кожа стала на три тона темнее, волосы приобрели неприметный, русый цвет, а бороду он попросту сбрил. Одет он был в аккуратный деловой костюм. Он не упустил из виду ни малейшей детали, даже распорол стежки на зашитых карманах нового, с иголочки, пиджака. Он вообще имел привычку зацикливаться на деталях. Больше всего ему нравились очки в роговой оправе от парижского дизайнера Алена Микли, тонкие, стильные, изысканные. Он так до конца и не решил, то ли выглядит в них на десять лет моложе, то ли смахивает на клерка нетрадиционной сексуальной ориентации. Единственное, в чем он был уверен, — теперь его внешность не имела ничего общего с доктором Мордехаем Каном, в недавнем прошлом известным профессором физики в университете имени Давида бен-Гуриона, директором отдела исследований в области квантовой физики в национальных лабораториях «Гаарец» и консультантом неких израильских подразделений особого назначения, до того засекреченных, что у них не было даже названия, они как бы вовсе не существовали. Камуфляж завершала пара туфель от Бруно Мальи.
Частично он следил за дорогой, а частично пытался реконструировать расследование с точки зрения его преследователей. Его измененная внешность вряд ли обманет их надолго. Это лишь временное прикрытие. Разыскивающие его люди настроены решительно и отлично знают свое дело. И ему неизвестны все их секреты.
К этому моменту они уже, наверное, нашли брошенную им лодку и установили его присутствие на пароме, следовавшем на Кипр. Им трудно будет вычислить, с каким судном он отправился из Ларнаки. Но с их настойчивостью и, возможно, в силу какого-то допущенного им прокола они могут узнать, что он отплыл на борту парохода «Элени» в Афины. Количество мест, куда он мог поехать, все время увеличивалось. Куда он направится из Афин? Поездом в Берлин? В Будапешт? Автобусом в Софию? Другим паромом на Крит или в Италию? В каждом из последующих пунктов его маршрута количество мест, в которые он мог направиться дальше, возрастало в геометрической прогрессии. Вычислить истинную точку назначения становилось все более сложно.
Единственное, что им было доподлинно известно, — с его грузом он не воспользуется самолетом.
Практически бесконечное множество возможных решений, из которых он мог выбирать, успокаивало его. Если он станет придерживаться плана, того самого генерального плана, который тщательно разрабатывал в последние полгода, он станет для них просто невидимым. Им не поймать его: числа не позволят. Европа слишком большая, а в Подразделении не так уж много сотрудников.
Однако даже теперь, за рулем автомобиля, он не мог отделаться от подозрения, что где-то — еще на этапе тщательнейшей подготовки операции — он ошибся. Оставил какую-то улику. И именно эта мысль заставляла его с опаской поглядывать в зеркало заднего вида, когда ему следовало смотреть вперед, и не дала сомкнуть глаз ночью, пока он плыл в Афины, и даже сейчас, когда он летним солнечным днем ехал на скорости сто километров в час, бросала его в дрожь, так что руки у него покрывались гусиной кожей.
В безопасности он будет, лишь когда доберется до Вены и там закончится эта двадцатичасовая поездка по «мягкому подбрюшью Европы» — через Болгарию, Венгрию, Югославию. По пустынным дорогам и безлюдной сельской местности.