Первый закон, направленный на борьбу с таким вопиющим отмыванием нелегальных доходов, потребовал от клиентов банка заполнять заявку на сделку с наличными при размещении или снятии суммы, превышающей десять тысяч долларов. Кокаиновые ковбои быстро отыскали в этом механизме лазейку. Суть «смерфинга», или «структурирования», как он сейчас называется, заключалась в том, что несколько верных сподвижников отправлялись в большое количество банков и каждый размещал на счете сумму в девять тысяч девятьсот долларов. Чтобы не привлекать к себе, так сказать, ненужного внимания.
Впоследствии закон возложил на банк обязанность знать своих клиентов. Были предприняты успешные попытки обучить персонал, работающий непосредственно с клиентами, замечать такие нюансы, которые могли бы подсказать им, что клиент связан с преступным миром. Далее постоянно изобретались все более эффективные правоохранительные меры. В случаях, когда вспышки противозаконной деятельности замечались в каких-то специфических местах, представители правоохранительных органов могли выписать географически обусловленные предписания, согласно которым письменная заявка требовалась уже для операций с суммой от семисот долларов.
Но Чапел отдавал себе отчет в том, что наркоторговцы и их курьеры являются легкой добычей. С ними все понятно: кто такие, когда и что делают. Известно и то, что в большинстве случаев они рано или поздно должны будут воспользоваться услугами финансового учреждения, чтобы получить свой навар.
Найти террористов намного труднее по одной простой причине: движение их денежных средств происходит до того, как они совершают преступление. И пока гром не грянул, они остаются невидимыми.
— Запрос по Бертрану Ру ничего не дал, — объявил Боннар через две минуты, хотя казалось, что прошла целая вечность.
Сара зачитала вслух адрес Ру, номер его водительского удостоверения и телефон. И каждый раз ответ был отрицательным.
— Переверни телефонный номер, — посоветовал Чапел, — введи его задом наперед.
— То есть? — удивился Боннар.
— Старый трюк. Им пользуются сплошь и рядом, когда нужен фальшивый номер. Ну пожалуйста, попробуй.
Сара отвела взгляд, на губах играла невеселая усмешка. Он читал ее мысли как свои: Числа не приведут нас к цели. Нам нужны люди, живые люди. В этот миг Чапел почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. Вряд ли он мог с уверенностью сказать, что его беспокоило больше: ее расхолаживающее презрение, невозмутимый пессимизм или то, как она отстранялась от событий, в то время как он, наоборот, жадно цеплялся за каждое слово.
— Есть! — закричал Боннар.
Чапел вскочил с кресла, но Сара его опередила и оказалась возле Боннара на секунду раньше:
— Шутить изволите?
— Нисколько. Вот, посмотрите сами. — Боннар указал на экран. — Отчет о подозрительной деятельности (ОПД) от шестнадцатого июня прошлого года в отделении банка «Монпарнас» в округе Сен-Жермен-де-Пре. Счет принадлежит господину Альберу Додену. Телефон указан тот, который вы только что мне продиктовали. Читаю дословно: «Между девятью ноль-ноль и девятью тридцатью утра в четверг шестнадцатого июня мистер Доден посещал банк три раза. В первый раз он был клиентом в моем окне и снял четыре тысячи пятьсот евро. Во второй раз я не видела его, но позже узнала от Женевьев Дроз, моей коллеги, что он снял еще четыре тысячи евро. В третий раз он подходил к окну Иветт (Иветт Пресен работает рядом со мной) и снова снял четыре тысячи евро. Когда я поговорила с коллегами, выяснилось, что все три операции проходили по одному и тому же счету». Это все.
— Каков порог, при котором пишутся отчеты во Франции?
— Пять тысяч евро, — ответил Боннар. — Ясно, что ваш человек не хотел привлекать к себе внимания.
— А баланс счета нам известен?
Боннар просмотрел информацию на экране:
— Не указано. Вам придется связаться с банком.
Чапел почесал подбородок. С одной стороны, находка радовала, с другой — эти действия как-то не вязались с прежней дисциплиной Талила. Так рисковать мог только непрофессионал — обратиться в течение получаса в одно и то же отделение банка. У «Монпарнаса» отделений в городе много. От Талила требовалось лишь поймать такси и проехать десяток кварталов, и все было бы шито-крыто.
— Шестнадцатого июня, — произнес он. — А что произошло в тот день? Что-нибудь необычное?
— В прошлом году? В июне? — Боннар досадливо покачал головой. — Разумеется, вы не помните. Вы же не парижане. А я помню. Я живу в пригороде, и у меня нет машины, и добраться домой не было никакой возможности. Мне пришлось три ночи подряд спать в офисе.
— Как так — не добраться домой? — спросила Сара, но, когда Боннар начал объяснять, глаза у нее загорелись и она начала поддакивать: — Ах вот как, понятно, понятно.
— Забастовка работников общественного транспорта, — говорил Боннар. — Весь город встал: не работали ни метро, ни автобусы. А в тот день еще и таксисты из солидарности к ним присоединились. Вы никогда не видели такого уличного движения. Ваш друг месье Доден, или месье Ру, или месье Талил, как бы он себя ни называл, спешил, а идти пешком ему было лень. Дело закрыто. Задержитесь, пока я проверю имя Доден. Может, найдем его еще где-нибудь.
Набрав имя, Боннар откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.
Две минуты прошли в мучительном молчании. Все были буквально на взводе.
— Ничего, — объявил Боннар под вздохи разочарования. Распечатав ОПД, он передал его Чапелу. — Это вам поможет?
Чапел пробежал страницу взглядом, фиксируя в памяти имя — Альбер Доден — и номер счета — 788-87677G в банке «Монпарнас». Еще один тупик? Еще одна искусно сооруженная Талилом ловушка? Вряд ли. Это было то, чего никто никогда не должен был обнаружить. Ошибка, допущенная от отчаяния. Вот она, их золотая нить. Теперь им оставалось только потянуть за нее и наблюдать, как происходит разоблачение «Хиджры».
— Да, Жиль, это нам поможет, — ответил он. — Еще как поможет!
Дверь Генеральной дирекции внешней безопасности хлопнула за Леклерком, и он вслух выругался, даже пнул в сердцах поребрик тротуара. «Merde!» — снова повторил он, адресуя этот эпитет массивной дубовой двери.
Рафи Бубилас отказался говорить. Адвокат владельца «Королевских ювелиров» пообещала защищать своего клиента, пока тому не предъявят обвинение или не освободят его. Когда Леклерк сказал ей, чтобы отвалила и что она останется с Бубиласом ровно столько, сколько ей позволят, и ни минутой дольше, она вылила на него целый поток оскорблений. Весь разговор напоминал кухонную ссору, и, как водится в таких случаях, женщина одержала верх. «Я обвиняю!» [9] — верещала эта дамочка в модном красном берете, с сумочкой от «Шанель» в руках и с сотовым телефоном наготове. Правозащитница выискалась, ну прямо Эмиль Золя в юбке!