К закату, когда ветер посвежел, все уже были на борту. Отмель еще не покрылась водой, но фламинго снялись и улетели. В предзакатном освещении отмель казалась серой, и на ней хлопотала стая бекасов. Позади было мелководье, протоки, в которых трудно было найти путь из-за ила, замутившего воду, и цепь островков на горизонте.
Томас Хадсон стоял на мостике, прислонись к борту в самом углу, и слушал, что говорил ему Антонио.
– Вода поднимется достаточно высоко не раньше одиннадцати, – сказал Антонио. – Ветер гонит ее из бухты и с отмелей, и кто его знает, на какую тут можно рассчитывать глубину.
– Нас снимет течением или придется верпом тянуть?
– Должно снять. Но теперь, без луны, ночи очень темные.
– Да, верно. Оттого у нас и обнаружилась течь в стольких местах.
– Луна только вчера родилась, – сказал Антонио. – Совсем молодая. А мы ее вчера и не видели из-за туч.
– Да, верно.
– Я послал Джорджа и Хиля, велел им нарубить кустарника для вех. Расставим вдоль протоки вехи, тогда легче будет идти по ней. Пройдем на шлюпке, обследуем дно и вехами разметим фарватер.
– Вот что, Антонио. Когда течение поможет нам выбраться отсюда, я хотел бы стать на якорь в таком месте, чтобы можно было установить прожектор и взять шхуну под обстрел и чтобы кто-нибудь на борту сигнализировал нам, если они вдруг выйдут на лодке.
– Чего бы лучше, Том. Но в такой тьме входить в бухту нельзя. То есть можно, если освещать путь прожектором и если вперед пойдет шлюпка и будет ориентироваться по вехам и замерять глубину и выкрикивать сколько. Но тогда они не выйдут. И думать нечего.
– Ты прав. Это уже моя вторая ошибка сегодня.
– Согласен, – сказал Антонио. – Но такая ошибка – дело случая. Все равно как если наугад вытаскиваешь карту из колоды.
– Ошибка от этого не перестает быть ошибкой. Скажи мне теперь, как ты думаешь.
– Я думаю так: если они уже не ушли и если мы не будем стараться скрыть, что мы на мели, они вечером выйдут и попробуют взять нас на абордаж. Им не приходит в голову, что мы не просто компания рыболовов-любителей. Когда все это случилось, они, я уверен, были далеко среди островов. Они убеждены, что легко справятся с нами, – ведь если даже они следили целый день, что они могли увидеть? Одного человека в шлюпке. Они нас не принимают всерьез.
– На это и был расчет.
– А вот что, если они доберутся до шхуны и все увидят?
– Пошли-ка сюда Вилли, – попросил Томас Хадсон.
Вилли явился, все еще распухший после схватки с москитами. Но ранки от укусов поджили, и на нем, кроме шортов цвета хаки, ничего не было.
– Ну, дикарь из джунглей, как ты там?
– Все в порядке, Том. Ара мне смазал места укусов мертиолатом, и они больше не чешутся. Это же форменные зверюги, эти москиты – с четверть дюйма величиной и черные, как чернила.
– Хреновое наше дело, Вилли.
– Оно с самого начала было хреновым.
– Где Питерс?
– Мы его зашили в брезент и обложили льдом. За товарный вид не ручаюсь, но денька два продержится.
– Вот что, Вилли. Я тут говорил с Антонио, что хорошо бы зайти куда-нибудь, откуда удобно взять на прицел эту дырявую посудину. Чтобы ее и осветить и обстрелять, когда понадобится. Но он говорит, если мы это сделаем, то переполошим весь океан. А так не годится.
– Точно, – сказал Вилли. – Он прав. Это уже твоя третья ошибка сегодня. Но одну я тебе, так и быть, не засчитаю.
– Как ты думаешь, попробуют они выйти и напасть на нас?
– Черта с два, – сказал Вилли.
– Но они могут сделать попытку.
– Психованные они, что ли! Если полезут, так только разве с отчаяния.
Они оба сидели на мостике, прислонясь к натянутому на поручни брезенту. У Вилли опять зачесалось правое плечо, и он тер его о брезент.
– От них всего можно ждать, – сказал он. – Ту бойню тоже могли устроить только психованные.
– Это смотря с чьей точки зрения. Не забудь, они тогда только что потеряли свое судно и были как бешеные.
– А сегодня они потеряли другое судно да еще одного из своих людей в придачу. Может, они его любили, сукиного сына.
– Наверное даже. Иначе не стали бы его выхаживать.
– Он был неплохой парень, этот фриц, – сказал Вилли. – Не поддался ни на какие разговоры о сдаче, и даже граната его не испугала. Питерса он, верно, принял за командира, потому что тот шпрехал по-ихнему; да и тон у него был командирский.
– Должно быть.
– Гранаты-то рвались внизу. Они могли их даже не услышать. Сколько очередей ты дал, Том?
– Не больше пяти.
– А тот только и успел что одну.
– Скажи, Антонио, здесь очень все было слышно?
– Да нет, не очень, – сказал Антонио. – Ветер не в нашу сторону, и потом, мы отделены рифом. Так что доходило все очень глухо. Но я все-таки слышал.
– Пусть даже они ничего не слыхали, – сказал Томас Хадсон. – Но ведь наверняка они видели, как наша шлюпка сновала взад и вперед, а тут еще шхуна чуть не на боку лежит. Они, скорей всего, решат, что она заминирована. И даже близко к ней не решатся подойти.
– Пожалуй, ты прав, – сказал Вилли.
– Но как по-твоему, выйдут они вообще или нет?
– Я об этом столько же знаю, сколько ты и господь бог. Ты бы должен знать – ведь ты у нас специалист по влезанию в немецкие мозги.
– Да, – сказал Томас Хадсон. – Иногда я это умею. Но сегодня не получается.
– Ничего, получится, – сказал Вилли. – Просто на тебя временное затмение нашло.
– А может, нам правда устроить там ловушку?
– Пока что мы сами в ловушке сидим, – сказал Вилли.
– Отправляйся-ка ты туда, пока светло, и заминируй, что можно.
– Вот это разговор, – сказал Вилли. – Узнаю старого Тома. Я заминирую оба люка, и мертвого фрица заминирую, и поручни на подветренной стороне. Вот видишь, что значит взяться за ум.
– Взрывчатки не жалей. Ее у нас много.