Никто больше даже не намекнул мне, что мое присутствие некстати. Только той красотке захотелось развлечься за мой счет. Только она поддалась на мою провокацию.
Зачем мне это понадобилось? По многим причинам. И меня не удивила моя реакция на экстремальную ситуацию. Мне понравилось.
— Юля, мне сейчас нужно на работу, а вечером...
— Нет, вечером на меня не рассчитывайте. Я слишком устала.
— Ладно, это можно понять, — он улыбается. — Но в следующий раз — обязательно. Договорились?
— Идет. В следующий раз обязательно намажу хреном устрицы (ненавижу улиток!) — из чувства мести.
Он смеется. Я слышу его смех, пока он спускается по лестнице. Наконец-то я осталась одна! Я начинаю разбирать свои покупки. Несколько париков, разнообразная косметика, контактные линзы. Этого пока достаточно. Да большего и не потребуется. Сегодня я должна кое-что выяснить. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
Я примеряю каштановый парик. Нужна более насыщенная цветовая гамма на вывеске. Слишком ярко, но это именно то, что надо. Я сама себя не узнаю. Немного вульгарно, да только я это могу пережить. Темно-коричневый респектабельный костюм и кремовая блузка уравновесят излишнюю броскость макияжа. В новую сумку кладу плотный шарф и металлическую ручку.
Такси везет меня на улицу Малиновского. Там живет женщина, которая может мне помочь. Она видела то, что я хочу знать. Мне нужны подробности. Я должна все выяснить — сама.
Расплачиваюсь с таксистом и направляюсь к дому. Какое неудачное строение! Неаккуратное и неуютное. На скамейке перед подъездом сидят две старухи. Вот кто — бездонный кладезь информации! А Валентина Филипповна небось тоже частенько сиживает здесь. И если только она что-то видела, эти старухи в курсе.
— Добрый день! — Я улыбаюсь самым приветливым образом.
— День добрый и тебе, красавица. Ищешь кого-то?
Жизнь такая несправедливая... неужели я тоже превращусь в такую же старую ведьму? Хотя лица, обращенные ко мне, совсем не злые, а очень даже приветливые, но это меня не утешает. Я в таком возрасте буду просто старой ведьмой. Если доживу. Надеюсь, что нет.
— Да, ищу. Может, вы сможете мне помочь... Мне нужна Семенец Валентина Филипповна, она живет где-то здесь. Не знаете, где я могу ее найти?
— Ты присаживайся, — старушка двигается, и я сажусь. — А зачем она тебе? Ты ее родственница или просто знакомая?
— А почему вы спрашиваете? Я просто...
— Нет, дочка, не просто. Так ты не родственница?
— Нет. Я с ней никогда не встречалась, но она нужна мне по делу.
— У нее теперь нет никаких дел, — женщина скорбно качает головой. — Она умерла. Скоро уж два месяца как нет ее.
Умерла? Два месяца назад? Но это невозможно. Ведь есть ее свидетельские показания, именно два месяца назад... Кто-то пытается ввести меня в заблуждение? Но зачем?
— Вы не помните, какого числа это произошло? Ну, когда именно она умерла?
— А чего ж, дело тут такое... Шестого марта умерла, точно знаю, потому что — вот ведь совпало-то как — в этот день у моего внука день рождения. А тут приходит Саша, ее муж, и говорит: идите к нам, Семеновна, потому как беда. Пришла я, а там... Вита, дочь, значит, в обмороке, с Маринкой истерика — позвонили из больницы, что машина, дескать, сбила. Так она, голубушка, до самой больницы продержалась, а там уже померла — в приемном покое. Хорошо еще, что так, что не лежала посреди дороги полдня — пока еще собрались бы из морга приехать! Знаешь же, как у нас... А я врачом работала, терапевтом, Виту в чувство привела, а тогда уж и себе давай нитроглицерин искать. А водителя того так и не нашли. Да, по всему видать, не очень и старались.
— Да кто там его искал! — вмешалась вторая старушка. — Ведь буквально перед этим Валя видела аварию —господи, и пришлось же так! Напротив «Орфея», ну, возле горки. Такое, рассказывала, творилось — ну просто фильм американский! Летит красная небольшая иномарка, скользко, каток просто! А за рулем девушка. Сзади догоняет темно-синяя машина и бьет ее в бок — раз, другой, а там, как на грех, мостик Так и полетела красная машина вниз. Хоть и не высоко, так ведь тот негодяй, Валя говорила, по всему видать, не раз ударил в бок машину, в которой девушка была, потому что дверца была смята. А потом машина так побилась — кто бы мог разобрать! И девушка погибла. И что ты думаешь? Валя осталась там, на месте, рассказала этим негодяям из милиции, что видела, а они знаете, как отнеслись? Ты, бабка, говорят, боевиков обсмотрелась. А она же их не терпела, всю жизнь учительствовала! И ведь заставила-таки их записать свои показания, да что с того... Читала я потом в газете, что дело якобы закрыли — несчастный, дескать, случай. Никто и не искал!
— А ты по какому делу? Может, мы поможем, потому как в квартиру к ним тебе лучше не ходить. Саша, бедняга, так переживает, лучше не напоминай лишний раз. Жизнь душа в душу прожили, дочь вырастили — ни ссоры, ни спора, слова плохого друг другу не сказали — и беда такая! Так ты чего хотела-то?
— Нет, уже ничего. Этого уже никто не сможет...
Я встаю и иду прочь. Что я могу сказать? Только то, что старая учительница погибла, скорее всего, из-за меня. Из-за того, что настаивала на том, что не устраивало многих? Или нет? Может быть, просто совпадение? Но я принципиально не верю в совпадения!
— Эй, девушка! — Это снова меня. — Пожалуйста, вернись!
-Да?
— Так это ты была в той красной машине? — Она слишком многих людей видела в своей жизни, врать не имеет смысла.
-Я.
— Сядь, дочка, и послушай, что я тебе скажу, — я покорно усаживаюсь на скамейку. Старушка уже одна, ее соседка ковыляет к подъезду. — Я попросила Анну вынести мне воды, она тут на первом этаже живет, так что времени у нас мало. Слушай меня, дочка. Ты же пришла порасспросить Валю о том, что она видела?
-Да.
— Зачем? Разве тебе недостаточно того, что ты там была?
— Нет. У меня амнезия.
Этой женщине я могу говорить только правду и ничего, кроме правды. Может, потому, что никто не называл меня так — «дочка»?
— Поэтому на тебе парик? Операция?
— От вас ничего не скроешь!
— Ты скрывай от тех, от кого надо. А сейчас слушай: Валя погибла из-за того, что видела тогда. В травмпункте работает моя внучка. Она узнала Валю, а Валя была еще жива. Она тоже смогла узнать Натку и сказала ей: та же самая машина, синяя. Прошептала и умерла. Никто не слышал, а у Натки хватило ума никому не проболтаться, а уж потом и я ей молчать приказала строго-настро-го. А тебе говорю. Тебе надо бы бежать, они же найдут тебя — тем более теперь, когда ты все забыла. Беги, дочка, может, и спасешься. Ты же еще такая молодая!
— Мне некуда бежать. Я сирота.
Она задумывается — но только на минуту. Потом, все для себя решив, говорит: