Иллира едва не подпрыгивала от нетерпения и тревоги, пока Млата трясущимися от расстройства руками отпирала двери, но молчала и не подгоняла девушку, понимая, что несколько секунд уже ничего не изменят. Так пусть хоть служанка успокоится, а то еще упадет в обморок.
Наконец та справилась с замком, и они оказались в гостиной, где уже горели яркие лампы. Тут было бы очень хорошо и уютно, если бы не торчали на проходе предназначенные для спальни шкафы.
— Стулья и столики я сама занесла, — убито призналась Млата, когда ее неверным пальцам поддался второй замок и девушки вошли в спальню.
Лампа была зажжена, и тут, видимо, едва получив весть о скором приезде господина, слуги первым делом озаботились проверить, все ли готово к возвращению в покоях, и это было приятно. Но Иллиру волновало сейчас совершенно иное. Схватив лампу, девушка подступила к окну, на котором уже висели выбранные ею сиреневатые занавеси, и отбросила ткань.
Слава светлым духам, никуда он не делся… ее драгоценный уэллин, и даже зелень его окраски немного посвежела. Но зато стал совершенно неузнаваемым… и если бы Илли не знала, что Млата никогда не решилась бы на подмену, то вряд ли поверила, что это и есть он.
Больше ее сокровище не напоминало ни конверт, ни скругленный стручок, ни слегка завядший лист фикуса, сложенный пополам. Теперь он напоминал абсолютно круглое яблоко или гигантскую горошину.
— Неужели так подействовала вода?! — озадаченно спрашивала Иллира сама себя, рассматривая странное то ли семя, то ли растение и пытаясь сообразить, что же ей-то теперь с ним делать? И не прискачет ли через несколько дней толпа эльфов, чтоб отобрать у принца драгоценное приглашение в наказание за то, что она обращалась с волшебным уэллином, словно с сорванным листиком фиалок?!
Осторожно протянув руку, девушка почти невесомо прикоснулась кончиком пальчика к шару и неведомым чувством поняла, что он ей рад. Да и легкий запах ландышей, повеявший в воздухе, говорил о том же. Илли взяла в руки мисочку и обнаружила, что ее дно совершенно сухое. Значит, все выпил… ну что ж, будь что будет, в конце концов, эльфы сами виноваты, что не предупредили, как его хранить. Но морить его жаждой или сушить она не будет ни за что, даже если придется ради этого шарика расстаться с вожделенным поместьем.
Зато придется утром идти собирать росу… или пока добавить обычной воды? В памяти всплыли наставления монастырского садовника, и сеньорита решительно приказала Млате перестать хлюпать, а лучше поискать дождевой воды.
— А роса не подойдет? — вытаращила глаза служанка.
— Какая роса?! — озадаченно оглянулась на нее сеньорита секретарь.
— Так садовники каждое утро приносят сюда кувшинчик, его высочество велел для вас собирать. Сеньора Анирия потребовала… чтоб ей тоже приносили, говорят, это для кожи полезно.
— Возможно, — не стала спорить Илли, про Анирию ей было неинтересно. — И где эти кувшинчики?
— Так в купальне стоят.
— Неси самый свежий.
Пока девушка поливала уэллин, ей пришла в голову отличная идея. Не будет она сейчас ничем заниматься, пойдет в собственную ванну, понежится как следует в горячей водичке и ляжет отдыхать… Как ни говори, а даже самая удобная карета утомляет, если едешь целый день под прицелом мужских глаз. Особенно настораживают ее взгляды старшего принца, но об этом она как-нибудь спросит его напрямик… и посмотрит на реакцию. Хотя он тот еще жук, умеет притвориться таким простачком и добрячком, что хоть в жилетку ему плачься. А глаза при этом непроницаемые… словно королевская сокровищница.
Следующее утро Иллира встретила в самом радужном настроении. Постель была мягкой и удобной, комнату, выходящую окнами на восток, заливало нежное сияние зари, уэллин источал восхитительный аромат. За ночь он выпил почти всю воду и стал еще зеленее и больше.
Интересно, и до каких пор он может расти? — растерялась Иллира, но тут садовник принес кувшинчик с росой, и девушке не хватило силы воли, чтоб не долить ее в мисочку, ставшую уэллину явно тесноватой.
Решив позже озаботить поиском более просторной посуды служанку, сеньорита надела серое простенькое платьице, которое предназначалось для работы, и отправилась на кухню попросить завтрак.
Кухня была расположена в угловом помещении западного крыла, выходящем окнами на хозяйственный двор и тренировочную площадку. Попасть в нее можно было через любую из двух дверей. Основная, широкая и высокая, располагалась недалеко от черного входа, через который вносили продукты. Вторая, узкая неприметная дверца, вела в столовую для прислуги, и именно через нее Иллира решила пройти, посчитав, что так ближе. Да и не хотелось мешаться под ногами слуг, таскавших в подвал корзины с провизией.
В просторной, удлиненной столовой, где царил длинный, чисто выскобленный дубовый стол, было сумрачно и тихо, и пока Илли шла до двери в кухню, ей отлично был слышен разговор чистивших овощи кухарок, который она не приняла на свой счет, пока не расслышала собственного имени.
— Говорят, сеньоре-то донесли… вот она и забегала.
— А как не забегаешь, ежели сеньора из-под носа уводят?!
— Враки это все. Сеньорита Иллира — не такая девушка, чтоб юбкой крутить. Да и работает она не покладая рук, даже кушать не ходит.
— Ну при чем тут работа, сама посуди, Омита! Каждой девушке любви хочется, тепла… ласки мужской! Что ж, она неживая, что ли!
— Да за ней капитан вьюном вьется, зачем ей наше высочество!
— Затем, что высочество с нее глаз не сводит… мне уж точно доложили.
— Да и что с того?! А вот подкатится к сеньоре под бочок — и забудет… как глазки строил, пока в походе был. Кому неизвестно, в походе все воины женихи!
— А я вам говорю, Иллира ваша сеньору выживет! Вот скоро в новый поход собираются… сеньора в окошко выть останется, а сеньориту он снова с собой берет. Тогда и посмотрим, кем она вернется!
Стараясь ступать тихо, как мышка, Илли выскочила из столовой и стремглав помчалась на второй этаж, моля всех духов, чтоб никто из слуг не понял, откуда это она так мчится.
Добежав до своих покоев, Илли трясущимися руками отперла двери, проскользнула внутрь и снова заперла, потом таким же образом перебралась в спальню. И только тут рухнула прямо на ковер и зарыдала, закрыв лицо руками.
Душу рвала горькая обида на несправедливые слова всезнающих женщин, на проклятых лазутчиков, из-за которых все и завертелось, на принца, давшего пищу сплетням, и даже на капитана, обещавшего прикрывать ее и отступившего в тень.
Она не задумывалась, почему слова и намеки, которые давным-давно привыкла не воспринимать как нечто, заслуживающее внимания, вдруг стали острыми ножами, больно впивающимися в сердце. Возможно, это накатила расплата за тот страх и оцепенение, которые она приказала сама себе выкинуть из головы той ночью, когда ей казалось, что еще секунда — и они закувыркаются ломающей кости кучей вниз по склону, а может, просто события всех последних дней наконец переполнились последней каплей…