– Знаешь что, дорогой, – посоветовал он майору. – Напиши-ка лучше ты заявление в полицию, как у тебя воровской общак украли. Ты же за него отвечал? – А Земцову сказал: – Разбирайся ты сам в этой бодяге, Саша. Я просто по балде получил, когда стал свидетелем бегства от банка двух мужиков. Это все.
Он встал с подножки багажного отделения «рафика», от чего тот покачнулся как калека, и пошел домой. По пути его остановил полицейский патруль. Ребята изучили удостоверение, разглядели четкую подпись президента страны и извинились. Они непонятно зачем сообщили Костину о том, что сейчас по всему городу объявлена операция «перехват», сели в машину и уехали. Всю дорогу, пока Антон добирался до дома, мимо него, сверкая проблесковыми маячками, проносились автомобили.
Объектом розыска был тот самый джип бежевого цвета с государственным номером «А223КВ». В данный момент автомобиль находился на платной коммерческой автостоянке, и Соха уже заканчивал привинчивать к нему номера «Тойоты», которую братва Пастора отмела за долги у армянина, владельца сети овощных магазинов.
Ни Костин, ни Пастор с Сохой не разглядели друг друга в темноте у банка, именно поэтому они молча разошлись на освещенном узком тротуаре, коснувшись друг друга плечами. Это произошло у самого дома Антона.
Существует множество причин, по которым прозвища прилипают к людям. Какой бы глупый характер они ни носили, эти клички являются неизменной визитной карточкой тех, кого ими наделили. На воле, как правило, прозвище является производным от фамилии либо определяющим род деятельности. Иногда оно дается по внешним данным. В местах лишения свободы прозвище чаще всего отражает характер, самую суть своего хозяина. Если на воле человек с фамилией Крысов практически обречен, то на зоне вольнодумец, решивший сократить ее для более удобного произношения, может ответить за свои лингвистические способности. Для этого Крысову просто нужно быть вхожим в блатной мир и жить по понятиям. Зона – не воля, там все гораздо сложнее.
С бомжом Востриковым все развивалось по стезе, определенной в жизни для многих. С детства он получил прозвище Дохлый за убогие физические данные. Есть этот субъект хотел всегда, независимо от того, когда принимал пищу в последний раз. Голод мучил его и перед обедом в знакомой с детства лесополосе, и после. Он терзал его даже тогда, когда он, уже не в силах есть похищенные соленые помидоры с хлебом, найденным на помойке, вставал с листвы и отряхивался. Востриков съедал в два, а то и в три раза больше, чем бродяги, бичующие по соседству, но никак не мог насытиться. Голодная травма детства горела во взрослом человеке с неистовой силой. Кражами он занимался исключительно для того, чтобы на выручку приобрести съестных припасов. Лучше бывало, если в качестве предмета кражи выступали они сами.
Востриков приподнял крышку люка, вполголоса матерясь и покряхтывая. Гастрит порождает изжогу, а она – ругань. Он спустился вниз. До воды оставалось еще далеко, срез люка – в метре над головой. Таков был общероссийский стандарт жилого помещения Вострикова и иже с ним. Потерев руки, он, долго не раздумывая, принялся разворачивать рыбу. Крышку бомж решил не закрывать, так как ночь предстояла, судя по верным приметам, теплая.
Вдруг Дохлый заволновался. Над его головой проехала машина. Ему стало понятно, что место для ночлега он выбрал не самое удачное, прямо посреди дороги. А кто разберет в темноте, – где проезжая часть, а где – глубина двора?! Тем более что бутылки, позвякивая, торопили его, а запах рыбы, струящийся из сумки, волновал. Разве тут сразу сориентируешься?
Однажды Дохлый в подобной же ситуации, но поутру, едва не оставил свою фотокарточку на бампере «Газели», проезжавшей мимо, поэтому в его душу забралась тревога. Но он поразмыслил, решил, что лучшего места все равно сейчас уже не найти, и смирился с положением.
«Просто после ужина нужно закрыть крышку, иначе ночью…» – Дохлый решил не думать, что будет в этом случае.
Он напрочь выключился от всех процессов, происходящих вне колодца. Этому помогал шум воды, бурлящей внизу. Его волновали лишь три бутылки пива и рыбина, лежащая на коленях.
Спустя полчаса, когда с горбушей было покончено, а пиво еще оставалось, на его голову что-то рухнуло. От неожиданности и ужаса Дохлый хрюкнул как боров, выронил бутылку и обмяк. Он уже видел себя в доме инвалидов, сосущего через соломину жидкую манную кашу, в гипсе и на утке. Но, к его изумлению, время шло, а боль не наступала. Еще через мгновение бродяга понял, что на его голове лежит не колесо машины, а что-то еще. Он пошевелился, и вниз, на колени сползла какая-то сумка.
Она лежала перед ним, черная в темноте, с оборванным плечевым ремнем.
«Сейчас ее будут искать, найдут меня, изобьют или прикончат». Оракул Востриков сидел в колодце, отсвечивая мертвой белизной лица. Его охватил страх. Еще через минуту, когда он услышал неподалеку возбужденные голоса, Дохлый решился на страшный риск. Он высунулся из колодца, осторожно подтянул к себе крышку и, действуя руками и головой, поставил ее на место. Два часа бомж сидел, слушая самого себя и шум воды.
Когда он решился открыть сумку, то ожидал увидеть там все, что угодно. Лучшим подарком в так хорошо начавшийся день для него была бы бутылка водки и что-нибудь поесть. Дохлый потянул молнию и распахнул сумку.
Пастор сидел в магазине, глубоко утонув в кресле. Час назад Соха нашел торговца мягкой мебелью на его квартире, поднял с постели и заставил снять магазин с охраны. Скрываться Пастору было больше негде. На любой из квартир своих людей его могла ждать засада. А магазин – объект неприметный. Вряд ли какой ненормальный будет его искать здесь.
– Даю направления работы. – Пастор потер кулак, ушибленный при прорыве к джипу, и поморщился. – Первое. Узнать через своих, вернулся ли к мусорам общак. Второе. Проверить все поликлиники района, где находится муниципальный банк, на предмет обращения лохов с внезапно заболевшей головой. Особенно больницы, где обслуживаются менты. У них в городе свои лепилы. Третье. Пока темно, дождаться отъезда от банка мусоров и прошмонать всю округу. Кто-то что-то все равно, мне кажется, должен был видеть или слышать. Все.
Братки с уважением посмотрели на мощную фигуру Пастора, понимающе промолчали и вышли. Этот парень мог в один момент сделать человека состоятельным, почитаемым в блатном мире, но сумел бы в одну секунду решить его жизнь в обратную сторону. Пастор – не Фермер или Тимур. Он не сделает западло, если ты этого не заслуживаешь. Этот вор не просто так думает, что он справедливый человек. На этих простых, на первый взгляд, постулатах и держался незыблемый авторитет Пастора.
Вор дождался, когда за братками, покинувшими магазин, закроется дверь, и Соха, выходивший на минутку вместе с ними, защелкнет на ней замок, а потом поинтересовался:
– Ты точно не запомнил этого лоха?
– Пастор, ты что меня как замороженного пытаешь? Я же уже говорил – темно было! Ты же сам там был! Ты его запомнил? Между прочим, ты ему в бубен ударил, а не я.