Он чуть не подпрыгнул от радости, когда услышал в выпуске местных новостей, что правоохранительные органы сумели задержать крупного преступного авторитета вместе с кассой. На следующий день Майкл встретился с одним из сотрудников полиции и выяснил, что в этом деле свидетелем проходит некто Костин.
Майкл Приттман каждой клеткой своего организма почувствовал, что вскоре редакция в Нью-Джерси получит сенсационный материал. Статья будет называться так: «Судейская джига вокруг воровского общака». Да, это будет в самый раз. Обещанный огромный гонорар от Мэла Боско, главного редактора, и, как следствие, поездка с Салли во Флориду ему уже обеспечены.
Что-то было не так.
Антон еще раз потянул носом воздух. Едва заметно, но все же чувствовался запах, который трудно спутать с чем-либо еще. В комнате витал аромат сигариллы. Антон знал его. Пащенко иногда любил побаловаться этими тоненькими штучками с пластмассовым мундштуком. Они продавались в узких жестяных портсигарах. Костин готов был поклясться, что в его квартире побывал прокурор, если бы не расстался с ним десять минут назад.
Дверь в комнату была прикрыта – так он ее оставил, уходя из дома. Антон напрягся. Присутствие чужих людей ощущалось настолько явственно, что казалось – толкни он дверь, и пред его взором предстанут все, кто здесь побывал.
Антон так и сделал. В квартире никого не было. Зато саму комнату невозможно было узнать. Такой порядок может навести только разрыв артиллерийского снаряда. Все вещи были выброшены из шкафа и стенки. Если судить по их внешнему виду, по ним довольно длительное время ходили в обуви. Диван был разрезан, из него торчали клочки поролона. Такие же валялись по всей комнате. Линолеум был оторван от уголка и задран. Поскольку в целом состоянии сделать такое было проблематично, его разрезали на полосы. От увиденного Антон оцепенел.
Кражу можно было смело исключать. Все ценные вещи валялись на виду. Среди них был и золотой перстень с черным камнем.
Антон не надевал его уже шесть лет. Кто-то искал тайник. Если отталкиваться от событий последних дней, незваные гости интересовались восемью сотнями тысяч американских долларов. Антон откинул ногой свой кожаный пиджак, валявшийся перед растерзанным диваном, сел, от чего заныли пружины, вывернутые из привычных мест, и закурил.
«Вот тебе и неприкосновенность, и независимость судьи, о которой так четко и ясно говорится в законе! – подумал он. – От кого неприкосновенность? От ментов? Может, надо попросить защиты у ФСБ? Но это не Голливуд. У дверей твоей квартиры, Антон, никто сидеть не будет. Сделать официальное заявление? А где у тебя доказательства причастности конкретных лиц? Кстати, о них… – Антон встал с дивана и направился к телевизионной тумбе. – Раскурочили или нет?»
Нет, маленький экран видеодомофона был цел, а значит, не пострадала и кассета с видеозаписью. Распахнув тумбу, визитеры увидели просто маленький телевизор, который не представлял для них никакого интереса. Если бы они знали, что это за вещица!..
Телевизор был соединен с глазком камеры, укрепленной над входной дверью, и с видеомагнитофоном, стоявшим на тумбе. Снаружи он был совсем обычным, изнутри – нет. Он срабатывал всякий раз, когда в дверь кто-то звонил. Запись шла десять секунд, после чего аппарат автоматически отключался. Подарок Пащенко в день утверждения Антона судьей на неограниченный срок.
На экране монитора, который квартирные изуверы приняли за сломанный, а потому и засунутый в тумбу телевизор, высветились три физиономии. Глаза этих деятелей тупо смотрели в обшивку двери. Мужчина, стоявший первым, еще раз нажал на звонок. Запись опять заработала. Те же взгляды людей, не подозревающих о наличии видеоглазка.
«Никого нет. Значит, он один был в квартире».
Антону оставалось только подивиться проницательности гостей.
«Открывай, Филателист».
Конец записи.
Выводы из увиденного и услышанного? Первый. Вандалов было как минимум трое. Их лица пригодны для последующего опознания и идентификации. Второй. Один из них имеет кличку Филателист. Она не так уж и часто встречается в преступной среде.
Антон дотянулся до телефона. Впервые за все время работы судьей он тревожил в выходной день и секретаря суда, и его председателя.
– Прошу прощения за звонок, Николай Сергеевич, – твердым голосом заявил начальнику Костин. – Но без нужды я вас бы не беспокоил. У меня внештатная ситуация. Если вы еще не в курсе…
– В курсе, в курсе, Антон Павлович, – мягко перебил его председатель. – Что же там такое произошло? Надеюсь, ничего серьезного?
– А говорите, что в курсе! – Антон усмехнулся одними губами. – Ничего серьезного – в этом вы правы. Но неделю мне придется поболеть. Я сейчас собираюсь в поликлинику.
– Надеюсь, вы никуда не уедете? Если куда-то отправитесь, то я должен знать, где вас искать.
Острый слух Костина мгновенно уловил ложные нотки в голосе Заруцкого. Что-то неприятное, вязкое и потому пугающее перемешалось в этой простой на первый взгляд фразе: «Я должен знать, где вас искать».
«А зачем меня искать, если я не потерялся?»
Там, где чувства бессильны, вступает в действие логика. Костин был из тех, кто в минуты сомнений имеет привычку перепроверяться. Срабатывает автомат – чувство самосохранения.
– Если меня не будет дома, то я либо в больнице, либо у знакомого психотерапевта. Улица Волжская, дом семь, квартира двадцать четыре. Вы запишите, я сейчас повторю.
Антон произнес последнюю фразу, организовывая двойную проверку. Называя первый пришедший на ум адрес, он очень хорошо слышал в телефонной трубке шорох бумаги. А ответ Заруцкого затянулся на ту долю секунды, чтобы Антон понял – председатель стал писать адрес с того момента, как Костин его назвал.
Тем не менее Антон услышал:
– Зачем мне записывать? Будете уезжать – просто позвоните.
– Если я управлюсь со своим недугом быстро, то сразу выйду. В любом случае, я буду стремиться к этому.
Разговор был окончен. Вместе с ним куда-то ушло все, что шесть лет связывало его по рукам и ногам, раньше тяготило, а потом превратилось в устойчивую привычку.
Пастор был очень удивлен, когда подъехал с Сохой к дому судьи и увидел рядом с подъездом машину Мурены. Тот был человеком Тимура, поэтому такое совпадение случайным никак не являлось. Они свернули в закоулок, откуда было удобно наблюдать за подъездом, и простояли там около получаса.
За это время произошли не самые значительные события. Мурена, Филателист, знакомый Пастору и Сохе, и еще один боец, которого они прежде не видели, вошли в подъезд судьи, пробыли там около двадцати минут, вернулись, сели в машину и сразу уехали.
Пастор решил не испытывать судьбу. Он выждал еще некоторое время и был вознагражден за осторожность. В квартиру вернулся Костин.