Нам и прежде случалось хорошо поохотиться, но самой добычливой была охота на озере, и потом, в пути, мы целых три дня ели холодных чирков, которые вкуснее всех диких уток, – мясо у них сочное и нежное. Мы их ели с острой приправой и запивали красным вином, купленным в Бабати, – ели, сидя у дороги в ожидании грузовиков, и потом на тенистой веранде маленькой гостиницы в Бабати, и поздней ночью, когда грузовики наконец прибыли и мы ужинали в доме отсутствующего друга наших друзей на высоком холме, – ночь была холодная, мы сели за стол в теплых куртках, и так как долго ждали грузовика, который потерпел аварию в пути, то выпили лишнее и теперь ощущали волчий аппетит; Мама танцевала под граммофон с управляющим кофейной плантацией и с Карлом, а я, измученный тошнотой и невыносимой головной болью, сидя со Стариком на террасе, топил все невзгоды в виски с содовой. Было темно, и дул сильный ветер. Скоро на столе появились дымящиеся чирки со свежими овощами. Цесарки тоже отличное блюдо, и я даже припрятал одну в машине на вечер, но чирки оказались еще вкуснее.

Из Бабати мы проехали через холмы и лесную равнину до подножия горы, где приютилась небольшая деревушка и миссионерская станция. Здесь мы разбили лагерь для охоты на куду, которые, как нам сказали, водятся на холмах и в лесистых низинах.

Глава 7

В лагере совсем не было тени – он стоял под деревьями, засохшими после того, как их окольцевали, чтобы избавиться от мух цеце, а на холмах, поросших кустарником, было трудно охотиться, – приходилось одолевать крутые подъемы. Иначе обстояло дело в лесистых низинах, где мы разгуливали, точно по оленьему заповеднику. Но мухи цеце были повсюду: они роились вокруг, жестоко кусали руки, затылок и шею сквозь рубаху. Я не расставался с густой веткой, которой отгонял этих мух все пять дней; мы бродили здесь от зари до зари, возвращаясь домой в сумерки, смертельно усталые, но довольные прохладой и темнотой, с наступлением которой цеце прекращали свои налеты. Мы охотились поочередно в холмах и на равнине, и Карл все больше мрачнел, хотя ему удалось убить очень красивую чалую антилопу. С охотой на куду у него были связаны весьма сложные личные переживания, и, как всегда, растерявшись, он винил в своей неудаче всех и вся: проводников, холмы, низины. Холмы его подвели, а в успех здесь он не верил.

Я с надеждой ожидал, что вот он подстрелит куду и атмосфера разрядится, но каждый день его переживания осложняли охоту.

Карл оказался плохим спортсменом, ему не под силу было карабкаться по крутым склонам. Щадя Карла, я старался большую часть облав в холмах брать на себя. Но он, устав от бесполезных поисков, думал теперь, что куду водятся именно на холмах и, оставаясь внизу, он только теряет время.

За эти пять дней я встретил более десятка самок куду и одного молодого самца с табунком самок. Самки, крупные, серые, с полосатыми боками, со смехотворно маленькими головками и большими ушами, в страхе, спасая шкуру, стремительно и бесшумно скрылись в чаще. У самца на рогах уже появились первые завитки, но самые рога были короткие и нескладные, и когда в сумерках он промчался недалеко от нас по краю прогалины, третий в табунке из шести самок, он походил на настоящего самца не более, чем лосенок на большого, матерого лося с могучей шеей, темной гривой, изумительными рогами и темно-рыжей шерстью.

В другой раз на закате, когда мы возвращались в лагерь долиной меж холмами, проводники указали нам двух антилоп, которые промчались в лучах заходящего солнца по вершине холма, так что среди деревьев лишь на мгновение мелькнули их полосатые, серые с белым, бока. Если верить проводникам, это были самцы куду. Мы не разглядели рогов, а пока взобрались на холм, солнце уже село, и следов на каменистой почве не осталось. Но все же мы успели заметить, что ноги у них длиннее, чем у самок, так что, возможно, это действительно были самцы. Мы рыскали среди каменных гряд до темноты, но ничего не нашли, и та же участь постигла Карла, которого мы послали сюда на другой день.

Мы часто вспугивали водяных антилоп и как-то раз, блуждая по каменистой гряде, над глубокой лощиной, приблизились к антилопе, которая слышала, но не учуяла нас. М`Кола схватил меня за руку, и мы замерли на месте, разглядывая антилопу, которая стояла в каких-нибудь десяти футах, красивая, с темным воротником вокруг мощной шеи, вся дрожа и раздувая ноздри. М`Кола усмехался, крепко сжимая пальцами мое запястье, и мы наблюдали, как антилопа трепещет в предчувствии опасности, грозящей неизвестно откуда. Затем вдалеке тяжело грохнуло старинное ружье местного охотника, антилопа подпрыгнула и, почти перескочив через нас, понеслась вверх по гряде.

На другой день мы с женой бродили по лесистой равнине и, добравшись до ее края, где росли только небольшие кусты, услышали низкое, гортанное ворчание. Я взглянул на М`Кола.

– Симба, – сказал он с недовольным видом.

– Вапи? – прошептал я. – Где?

Он показал.

– Это лев, – шепнул я жене. – Должно быть, тот самый, чей рев мы слышали утром. Ступай-ка вон под те деревья.

Львиный рев мы слышали еще до рассвета, как только проснулись.

– Лучше я пойду с тобой.

– Ты забыла, что обещала Старику? – сказал я. – Подожди там.

– Ну, хорошо, но, пожалуйста, будь осторожен.

– Я буду стрелять только наверняка.

– Хорошо.

– Идем, – скомандовал я М`Кола.

Лицо у него было хмурое и серьезное.

– Вапи симба? – спросил я.

– Там, – мрачно ответил он и указал вперед, на островки густой колючей зелени. Я сделал знак одному из проводников вернуться назад вместе с Мамой, и мы подождали, пока они отошли шагов на двести, к лесной опушке.

– Вперед, – скомандовал я. М`Кола все так же серьезно, без улыбки покачал головой, но повиновался. Мы двинулись очень медленно, вглядываясь в заросли, но ничего не могли разглядеть. Затем рычание послышалось снова, теперь уже подальше и правее нас.

– Нет! – запротестовал М`Кола. – Хапана, бвана!

– Иди, иди! – шепнул я и, приставив указательный палец к шее, добавил: «Куфа», – желая этим сказать, что всажу хищнику пулю в шею и уложу его наповал. М`Кола опять затряс головой, лицо его было мрачно и покрылось потом.

– Хапана, – твердил он шепотом.