Кезии Джейн Мартсон
и Персефоне Джиппс-Уильямс
с любовью
Искусство мастера спаяло воедино пять звеньев сих,
Вот так же тайной властью и любовь соединяет их —
Сердца, чью связь одна лишь смерть сумеет разорвать,
Чему свидетель будет время.
Мое кольцо не может более сказать.
Надпись на обручальном кольце Катерины Грей
Любовь — это пытка разума. Нескончаемая буря…
Сэмюэл Даниэл. Торжество Гименея
Любовь слепа.
Уильям Шекспир. Два веронца
Никогда не забуду тот день, когда мне сообщили, что моя сестра обезглавлена. Мне тогда еще не исполнилось и тринадцати — слишком мало, чтобы понять, почему она должна умереть, но достаточно, чтобы представить себе сцену ее ужасного конца. Говорили, что она якобы совершила государственную измену, самое страшное из всех преступлений, но для меня этот приговор не имел никакого смысла, ибо Джейн делала только то, к чему ее принуждали. А если следовать этой логике, то и я была такой же невинной изменницей, как и она.
Ни я, ни обе мои сестры не были рождены для трона, однако тень короны преследовала нас на протяжении всей жизни и в конечном счете погубила. Когда-то я думала, как это замечательно — быть королевой, обладать властью и носить заветный венец. Но теперь я считаю иначе. Близость с принцами редко приносит что-нибудь, кроме неприятностей и горя. Я твердо выучила этот урок. Причем выучила его самым жестоким способом. Я уже больше не та невинная, покорная девочка, что боролась с собственной застенчивостью и арифметическими задачами, которые задавал ей строгий учитель, а счастливее всего чувствовала себя, когда, сбежав от всех, бродила по бескрайним просторам Чарнвудского леса или играла со своими собаками, птицами и обезьянками.
Если в будущем меня и ждет хоть немного счастья, то уповать я могу только на Всемогущего Господа, потому как на королеву Елизавету, моего земного суверена, уже не осталось ни малейшей надежды.
Ну а пока я вынуждена праздно проводить время в этом великолепном доме, который в действительности самая настоящая тюрьма. Ничто здесь не отвлекает меня от раздумья о злоключениях, кроме повседневных мелочных забот и высокопарного обмена любезностями с моими невольными хозяевами-тюремщиками. Единственное развлечение (если только в данной ситуации вообще уместно это слово), которое у меня осталось, — это делать ежедневные записи в свой дневник, который я веду вот уже много лет. А еще я сижу у окна и жадно созерцаю раскинувшийся на равнине парк и деревья, с которых уже совсем облетела листва. Где-то там, далеко, живет человек, которого я люблю больше жизни.
Сегодня день нашей свадьбы. Я и моя старшая сестра Джейн — а надо сказать, что мы с ней дочери Генри Грея, герцога Саффолка, и его супруги-герцогини, урожденной Брэндон, — выходим замуж. Все специально устроили так, чтобы можно было провести обе церемонии венчания одновременно. Я стою посреди роскошной спальни, где меня облачают в подвенечный наряд. Известие о замужестве свалилось на нас совершенно неожиданно, и далее события развивались с такой головокружительной скоростью, что теперь мне даже несколько не по себе.
Внизу, под забранным решеткой окном, спокойно несет мимо Лондона к далекому морю свои воды Темза, а по ее поверхности снуют суденышки и разносятся крики лодочников. В теплом воздухе, как обычно, пахнет рыбой, илом и всякой гнилью, но легкий ветерок колышет тяжелые узорчатые занавеси и приятно ласкает мою кожу, а из регулярного сада, окружающего Дарем-Хаус, доносится слабый аромат цветов.
Мы стоим, словно статуи, а наши няня Эллен и камеристка Бриджит, набив рты булавками, суетятся вокруг с вышивками и кружевами, облачают нас в такие роскошные одеяния, каких я в жизни не видела. Наша матушка, похожая на большую хищную птицу, наблюдая за происходящим, скрежещущим голосом отдает приказания:
— Стой спокойно, Джейн! И постарайся выглядеть счастливой. Его величество проявил в отношении вас небывалую щедрость. Только подумайте, каких женихов он для вас нашел. Вы ведь, наверное, не хотите, чтобы до короля дошли разговоры о вашей неблагодарности?
Джейн, кажется, готова взбунтоваться, когда на нее через голову надевают тяжелое платье из парчи, отделанное золотом и серебром.
— Всем известно, что я не хотела этого брака, — дерзко заявляет она. — А благодарить за него я должна милорда Нортумберленда. Король Эдуард, возможно, и правит Англией, но самим королем правит милорд.
Не сомневаюсь, что наша мать с удовольствием ударила бы строптивую дочь, но не может же невеста отправиться на свадьбу в синяках. Поэтому миледи довольствуется тем, что весьма резко одергивает подвенечное платье Джейн, надетое поверх кертла, [1] поправляет на ней тяжелые юбки и шлейф, обильно усеянные алмазами и жемчугом.
— Ты уж, пожалуйста, держи эти глупости при себе, маленькая леди, и помни о своем долге перед королем и родителями. А еще перед герцогом Нортумберлендом, который сегодня станет твоим свекром. И можешь не сомневаться: если бы король не пожелал этого, ты бы замуж не вышла. А теперь дай-ка мне посмотреть на тебя.
Джейн стоит, поеживаясь, пока мать разглядывает ее. Вчера вечером она уже в который раз сказала мне, что ненавидит всю эту внешнюю мишуру; как добронравная и целомудренная протестантка, она предпочитает черно-белые одежды, а это приводит в бешенство нашу мать, которая любит пышные одеяния. Я вижу, что Джейн чувствует себя совершенно не в своей тарелке, облачившись в это роскошное, расшитое золотом и серебром парчовое платье с низким вырезом, который чуть обнажает маленькие холмики ее грудей.
Я бы много отдала, чтобы тоже надеть такой роскошный подвенечный наряд, но считается, что поскольку я младшая сестра, то могу одеваться и попроще. И никого не интересует, что я, в отличие от вспыльчивой Джейн, послушная, сговорчивая и вообще, как говорит моя мать, гордость семьи, а к тому же (чего она никогда не говорит) ее явная любимица. Я все равно всегда буду только второй, тут уж ничего не поделаешь. И сегодня я тоже вторая: мой брак не столь важен, как брак Джейн; мое одеяние, сшитое из ткани с серебряной нитью, украшенное алой оборочкой из бархата и жемчугом, стоит гораздо дешевле. Но я вижу себя в зеркале: длинные золотисто-рыжеватые волосы крупными локонами ниспадают на спину; на щеках — нежный румянец; плотно прилегающий корсаж подчеркивает стройную фигуру, — и понимаю, что мне не нужны более пышные одеяния, чтобы соперничать с сестрой.