В маленькой комнате с деревянными панелями очень душно, открыто лишь маленькое окошко, выходящее на Темзу. Где-то за стенами ухает сова. Ночь сегодня безлунная.
Сесил только что передал Елизавете протоколы допросов лорда Хартфорда и леди Катерины. Она читает их, хмурится.
— Я вижу, никаких расхождений в их показаниях нет. Другие свидетельства совпадают с этими?
— Да, совпадают. Конюх Барнаби подтвердил, что встретил тем утром леди Катерину и леди Джейн в Хартфорд-Хаусе. Видел их и другой конюх, Дженкин, этот — из окна наверху. А еще — повариха, когда они проходили через кухонную дверь. Я отпустил всех этих свидетелей. В Тауэре остается только госпожа Сентлоу. И уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания иметь дело с этой дамой и дальше: она — сущая ведьма! Но я искренне верю, что ей больше нечего нам сказать.
Пламя свечи зажигает искорки в глазах королевы.
— Отправьте Сентлоу домой в Дербишир — пусть ждет наших дальнейших распоряжений. Я не намерена так легко признать ее невиновность, даже если против этой дамы нет никаких доказательств. — Елизавета ненадолго замолкает. — Что еще, Мудрец? Мы уже объявили этот брак несуществующим?
— Пока нет, — задумчиво говорит Сесил. — Видите ли, мадам, леди Катерина на сносях, а, как вы знаете, во время родов нередко умирают и мать, и дитя. Госпожа Природа, может быть, решит проблему за нас.
Елизавета сверлит его взглядом:
— Я надеюсь, Уильям, вы не станете помогать госпоже Природе?
— Я, ваше величество? — Он искренне потрясен. — Я лишь предлагаю положиться на судьбу. Ну а если леди Катерина и ребенок останутся живы, тогда и будем решать, что с ними делать. Я не забываю, что она ваша родственница.
— К великому моему прискорбию! — вспыхивает королева.
Пьетро ушел, и Кейт принялась в одиночестве бродить по дорожкам среди цветочных клумб. Но вскоре поднялся сильный ветер, и она отправилась назад во дворец. Уильям будет в бешенстве, если по возвращении не найдет жену на месте.
Она ступила на тропинку, идущую вдоль часовни, и тут увидела мелькнувшие на миг фалды черного одеяния, исчезнувшие в клуатре. Может быть, это и есть тот самый человек, который шел за ней прежде и которого она сочла игрой воображения? Кейт прибавила шагу, но, когда дошла до клуатра, тот оказался пуст. Она настороженно продолжила путь — мимо стражников в их красных одеждах, вверх по винтовой лестнице и дальше — в свои комнаты, но не заметила ничего необычного. Кейт легла на кровать, ослабив шнуровку на животе, но почему-то никак не могла успокоиться. Неужели у нее настолько разыгралась фантазия? Такое случается с женщинами в ее положении. Кейт почувствовала, как не хватает ей здравого смысла Мэтти. Но верная горничная была далеко, в Раглане: по утрам бедняжку одолевала такая тошнота, что она не могла сопровождать госпожу в Лондон. Кейт пришлось взять с собой одну из своих уэльских горничных — маленькую, похожую на мышку Гвенлиан. Но сегодня ее здесь не было: Кейт разрешила девушке пойти посмотреть на процессию, а теперь Гвенлиан наверняка присоединилась к веселым уличным толпам. Шум, который они издавали, был слышен и здесь — во дворце.
Смеркалось. Кейт зажгла свечи и в этот момент услышала какой-то скребущий звук. Что бы это такое могло быть? Звук повторился — он исходил от двери. Кто-то явно пытался ее отпереть! Кейт опасливо вытащила ключ из скважины, радуясь, что по возвращении заперлась изнутри.
Неожиданно за дверью воцарилась полная тишина, а потом Кейт услышала шаги — крадущиеся, тихие, замирающие вдали. Похоже, некий злоумышленник пытался проникнуть в комнату. Незваный гость ушел, как только понял, что внутри кто-то есть.
Потрясенная, Кейт села на кровати и попыталась спокойно все обдумать. Она жалела, что не распахнула дверь и не увидела стоявшего по ту сторону человека. Уж очень она испугалась в тот момент. А хорошо бы взглянуть в лицо незваному гостю. Но теперь, кто бы он ни был, эта возможность была упущена.
Был ли это тот же самый человек, чье черное платье она видела в саду? Что ему было нужно от нее? Хотел ли он обыскать комнату или напугать ее хозяйку? Кейт снова стало не по себе.
Неужели кто-то следил за ней, пока она говорила с Пьетро сегодня? Нет, рядом абсолютно точно никого не было, и подслушать их разговор никто не мог, хотя… Да, сама она действительно не видела поблизости ни одной живой души, но теперь вспомнила, что Пьетро все время оглядывался. Может быть, он заметил кого-то и спешно придумал какой-то предлог, чтобы побыстрее ретироваться?
Ну ладно, если бы тот человек, который шуровал в дверной скважине, проник в комнату, когда Кейт отсутствовала, то что бы он нашел здесь такого, что могло бы изобличить ее… или пролить свет на тайну исчезновения принцев? Абсолютно ничего! Хотя постойте, она ведь хранила тут свои бумаги! Она подбежала к столу и подняла крышку ларца. Слава богу, бумаги лежали на своем месте, никто их не трогал. Кейт стояла, тяжело дыша, — у нее словно гора свалилась с плеч.
Но тот, кто пытался отпереть дверь, вернется — это ясно как божий день. Значит, ей нужно найти для этих бумаг какое-то безопасное место. Они никогда не должны попасть в чужие руки. Кейт посмотрела на дорожный сундук. В нем имелось потайное отделение, но оно легко открывалось — это мог сделать даже ребенок, а уж королевские шпионы и подавно. К тому же они будут искать тщательно. Нет, спрятать бумаги невозможно. Значит, ей придется носить их с собой.
Кейт немедля принялась за работу: сшила два белых платка, чтобы получилась небольшая сумочка, а сверху продела длинную ленточку. Она привязала ленточку себе на пояс под платье, предварительно сунув внутрь бумаги. То, что живот у нее вырос за один день, не имело значения: они с Уильямом так или иначе должны были вскоре уехать.
«Никто ничего и не заподозрит», — подумала Кейт, разглядывая себя в зеркале. Тяжелые складки юбки полностью скрывали небольшую выпуклость.
Теперь ее бумаги были в безопасности. И пусть прихвостни Тюдора сколько угодно обыскивают эту комнату.
Роды у меня начались сегодня утром, когда я лежала в постели. Повивальная бабка, плотного сложения деловая женщина, заранее объяснила мне, какие боли я буду испытывать. Я и раньше слышала о муках деторождения, но поначалу решила, что все эти разговоры были явным преувеличением, потому что боли оказались вполне терпимыми. Но по мере приближения к полудню они становились все сильнее и сильнее, и тогда повивальная бабка сказала, что я должна лечь и тужиться, когда мне это будет нужно, упираясь ногами в плотную полосу материи, которую она привязала к столбикам в ногах кровати. Потом она отправила Онор за голландским полотном, горячей водой, хлебом, сыром и вином и сама приготовила батистовые пеленки и бинты, крохотную распашонку и шапочку, расшитые мной еще раньше, курточку из тафты с атласными рукавчиками, маленький слюнявчик, носочки и вязаные рукавички. Старая дубовая колыбелька, которую доставил сэр Эдвард, стояла рядом с моей кроватью, устланная простынями и маленьким стеганым расшитым одеялом. Потом повивальная бабка закрыла окно, задернула занавески и повесила простыню на выцветший гобелен.