— Представляю разочарование Генриха Седьмого.
— Да уж. Но по крайней мере он узнал, что принцы наверняка мертвы. Узнал, прямо скажем, поздновато. Имей он полную ясность в этом вопросе раньше, это избавило бы Генриха от хлопот с самозванцем Уорбеком, которого он в конце концов и казнил. Интересно, что Мор лично говорил с Джоном Дайтоном, который все еще был жив, когда он писал книгу. Мор явно считал его злодеем и предсказывал, что тот будет повешен.
— Действительно странно, что Генрих не повесил и Дайтона. Ведь тот признался в убийстве.
— Да, но, возможно, как мы говорили раньше, Генрих боялся привлекать всеобщее внимание к этому делу. Пока тела принцев не были обнаружены, не имелось и никаких доказательств их смерти, что служило благодатной почвой для всяких авантюристов. Наверное, Генрих решил, что самозванцев ему уже вполне достаточно.
— Сэр Эдвард, — отваживаюсь я, — а где, по-вашему, могут быть похоронены принцы?
— Ну, их первое место захоронения Мор описывает довольно подробно. Несчастных зарыли глубоко в земле под лестницей, а сверху еще накидали груду камней. Но считается, что потом трупы выкопали и перезахоронили. И сделал это капеллан Тауэра. — Он хмурится. — Вот только смог бы священник без посторонней помощи переместить такую груду камней и докопаться до тел? Маловероятно. Если только ему не помогал сам Брекенбери. Однако тот ясно заявил, что ни с какой стороны не хочет быть замешан в этом деле. А приглашать кого-то со стороны было небезопасно. Даже для них двоих эта задача была непосильной. Лично я думаю, что эту историю сочинили специально, чтобы пресечь все попытки отыскать тела, а на самом деле они все еще лежат там — под лестницей в цитадели.
— Логично. Но где именно?
— Миледи, в цитадели Цезаря есть несколько лестниц. Если вы меня извините, я прямо сейчас пойду и посмотрю, нет ли каких-нибудь признаков, что там велись работы. — С этими словами сэр Эдвард спешит из комнаты, радостный, словно школьник, которого отпустили с уроков.
Мне кажется, что лейтенант отсутствует целую вечность. Но вот он возвращается — лицо у него хмурое.
— Никаких следов! — сообщает он. — Я проверил основания всех лестниц, и нигде нет никаких признаков того, что там копали. Разве что за исключением одной — в переднем здании, где размещен вход в цитадель Цезаря. Там брусчатка побита, но в этом нет ничего удивительного — сколько людей ходит.
Сэр Эдвард тяжело садится.
— Я думаю, мы должны согласиться с тем, что наши поиски закончены и ближе к истине, чем Томас Мор, мы уже не подберемся.
— Если бы мы только знали его источники информации, — говорю я. — Не люблю оставлять что-то недоделанным. Но, сэр Эдвард, прежде чем вы уйдете, я должна сказать вам кое-что, возможно, весьма важное… а может, и нет. Я сама толком не знаю. Прошу вас, присядьте. Я долгое время пыталась вспомнить, где встречала фамилию Тиррел.
Я имею в виду, не в книгах. Да и фамилия Брекенбери тоже казалась мне знакомой. И прошлой ночью я вспомнила. — Мой собеседник слушает очень внимательно. — До того как король Эдуард подарил моему отцу монастырь Шин, у нас был дом в Лондоне, близ Тауэра. Он назывался Бат-Плейс, или Сент-Кларас, потому что прежде там размещался женский монастырь клариссинок, ну, еще до того, как король Генрих Восьмой уничтожил монастыри. Мой отец владел этим домом несколько лет милостью короля Эдуарда. А еще раньше он принадлежал епископу Бата, который часть здания переделал в особняк и переименовал его в Бат-Плейс. Но мы всегда называли этот дом Сент-Кларас.
— И часто вы там бывали, миледи?
— Да, сэр Эдвард, мы останавливались там много раз, приезжая в Лондон из Лестершира. Очень красивое здание. И церковь до сих пор сохранилась. Вот об этой церкви я и хочу вам рассказать. Мы пользовались ею как часовней. Хотя все католические статуи и украшения были удалены, часть старых гробниц сохранилась. Я, бывало, как зачарованная разглядывала надгробные каменные изваяния дам в старомодных платьях. Они казались мне такими прекрасными и безмятежными, с их алебастровыми лицами и молитвенно сложенными руками. Мне нравилось читать надписи, высеченные на гробницах, хотя я и не понимала, что там говорится, потому что они были сделаны на латыни. Но моя сестра Джейн переводила их для меня. И теперь я вспомнила имена на двух из этих гробниц: Мэри Тиррел и Элизабет Брекенбери. Это что — совпадение? Или за этим стоит что-то большее?
Сэр Эдвард задумывается.
— Вполне может быть, что и совпадение. Но факт определенно весьма любопытный и заслуживающий внимания. Миледи, простите меня за то, что задам вопрос, который может вас огорчить. Но этот дом — Сент-Кларас — был конфискован после смерти вашего отца?
— Нет. Он успел передать его своему младшему брату, моему дядюшке лорду Джону Грею, которому особняк принадлежит и по сей день.
— А мог бы я нанести туда визит?
— Только, Бога ради, не упоминайте обо мне, — нервно говорю я. — Дядюшка не поддерживает с нами связи после казни отца. Если вы назовете мое имя, то получите от ворот поворот.
— Тогда я испрошу у него позволения осмотреть церковь. Скажу, мол, слышал, что там есть исторические гробницы. — Сэр Эдвард улыбается и встает. — Сегодня же после обеда туда и отправлюсь.
— Желаю удачи, — напутствую я лейтенанта. — И не обращайте внимания на грубые манеры моего дядюшки.
Колокола церкви Всех Святых бьют шесть, когда возвращается лейтенант. Я тороплюсь встать, чтобы приветствовать его.
— Сэр Эдвард, вам удалось попасть в Сент-Кларас?
— Удалось, миледи. Мне повезло: лорда не было — уехал в свой дом в Эссексе. Но его дворецкий охотно проводил меня в церковь и оставил там на некоторое время. Он даже любезно принес мне свечу, когда стемнело.
— И вы видели гробницы?
— Да. И очень удивился — они в прекрасном состоянии. Многие гробницы после закрытия монастырей были разбиты. И вы правы: Мэри Тиррел и Элизабет Брекенбери действительно упокоились там. Равно как и другие дамы, которых вы, возможно, помните. Самая величественная гробница на могиле Элизабет Тальбот, герцогини Норфолк. Она умерла в тысяча пятьсот шестом году.
— Я помню это надгробие. Там высечено ее изображение во вдовьем трауре.
— Совершенно верно. А рядом — гробница маленькой девочки, Анны Моубрей. Судя по надписи, она была герцогиней Йорк.
— Герцогиней Йорк? Да, я помню и эту гробницу. Но как некая Анна Моубрей могла быть герцогиней Йорк? Единственная известная мне герцогиня Йорк — это Сесилия Невилл.
— Не могу сказать. Никогда ничего не слышал про Анну Моубрей. А кроме супруга герцогини Сесилии, Ричарда Плантагенета, я знаю только двух герцогов Йорков: младшего из принцев, заточенных в Тауэре, и короля Генриха Восьмого, который получил этот титул ребенком. Я наведу справки — кто-то должен знать. А пока я хочу спросить у вас: помните ли вы еще какие-нибудь надгробия? Вот, скажем, Джойс Ли, вдовы, умершей в тысяча пятьсот седьмом году?