— Все, все, мужики, я безоружен, — пробормотал он, но слушать его не стали, обхлопали по-быстрому, заставили лечь на спину.
— Твою ж маму, — тоскливо пробубнил над головой кто-то, — «Скорая» нужна и труповозка.
— Вызвали уже, — отозвался голос из-под потолка, — едут, и те и другие.
«Ну и славненько». — Боль исчезла, ее поглотило милосердное небытие, мягкое и тяжелое, как земля над свежей могилой.
* * *
Этого молодого человека Олег видел впервые и пока помалкивал, давая тому возможность высказаться, а сам рассматривал красавца. Красавец и есть — высокий загорелый брюнет лет тридцати с небольшим в хорошем костюме, нежно-зеленой рубашке и дорогих ботинках. И пахнет от него оглушительно приятно, роскошной туалетной водой, в общем, Голливуд отдыхает, такого красавца упустил на роль положительного героя или спасителя Вселенной. Смотрел и слушал, не особо вникая в смысл слов, ждал, когда тот перейдет к главному. И прислушивался к себе: нога почти не болела, хоть и прихрамывая, но шел по коридорам СИЗО сам, без посторонней помощи, повязку, правда, еще не сняли, но врач пообещал, что перед судом обвиняемый предстанет в лучшем виде. И лыбился паскудно, зараза, смешно ему, ну да пусть его…
— Вы Кременецкий Олег Сергеевич? — первым делом уточнил юноша, едва Олег вошел в следственный кабинет, кивнул удовлетворенно, получив утвердительный ответ, и теперь трещит уже минут пять, и складно трещит, уверенно.
— Я ваш адвокат Петров Дмитрий Владимирович. Зарегистрирован в реестре адвокатов, имею два высших образования и оказываю квалифицированную юридическую помощь, гарантирую своим клиентам полную конфиденциальность и соблюдение адвокатской тайны. Моя профессиональная адвокатская деятельность насчитывает более десяти лет успешной работы. Как адвокат, я успешно провел более пятисот юридически сложных дел, осуществляю квалифицированную защиту по сложным уголовным делам…
— Я вас понял, — перебил адвоката Олег, подумав мельком, что для того, чтобы заплатить этому красавцу за один только визит в СИЗО, ему бы пришлось продать «Ауди», но если только на металлолом, много за покореженную груду железа не дадут. Поэтому заявил без обиняков, чтобы раз и навсегда прояснить ситуацию:
— Мне на вас денег не хватит, Дмитрий Владимирович.
И слегка обалдел, увидев, что юноша нисколько не расстроен и уходить не собирается, а наоборот, открывает новенький кожаный портфель, что лежит перед ним на столе.
— Вас это не должно беспокоить, Олег Сергеевич, мои услуги оплачены. И мне известно об истории в «Бункере», — последняя фраза прозвучала до того многозначительно, что Олег невольно подумал — уж не Васин ли адвоката подогнал? А что, мог бы на радостях и от щедрот, что без потерь выкрутился из нехорошей истории с «береттой».
— Кто заплатил? — поинтересовался Олег, но Петров со скорбным видом покачал головой:
— Не могу назвать, к сожалению, человек настаивал на своей анонимности, это одно из условий нашего договора, где также сказано, что если моего нанимателя устроит результат, я получу гонорар в двойном размере, следовательно, мой интерес совпадает с вашим. Поэтому не будем терять время и начнем: как вы оказались на стройке?
И воззрился на Олега, приготовившись внимать каждому его слову. Тот чуть поежился от холода — в следственном кабинете почему-то забыли включить отопление, а ведь уже середина октября, зима близко. Глянул на узкое зарешеченное окошко под потолком, откинулся на спинку стула и сказал:
— Случайно. Ехал мимо, услышал выстрелы, решил посмотреть.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Петров, — просто прекрасно. Теперь дальше…
Деньги свои он брал не зря, в суде бился до последнего, распинался, как пингвин в брачный период, приволок откуда-то гастарбайтеров — свидетелей защиты, выкопал из Подольского военного архива справку-характеристику на Кременецкого О. С., насквозь положительную, такую, что впору орден на грудь подсудимому вешать, а не срок давать. Расписал как по нотам героическое прошлое майора в отставке и выгрыз-таки, вырвал для Олега два года по сто девятой части первой: неумышленное причинение смерти по неосторожности, да еще и необходимую самооборону сюда приплел и едва не сделал обвиняемого потерпевшим. Но на последнем свидании выглядел расстроенным, отвечал невпопад и на прощание вяло пожал Олегу руку.
— Это не тот результат, на который я рассчитывал, — задумчиво заявил Петров, — но мы еще посмотрим, что можно сделать. Первым делом подадим кассационную жалобу…
— На том спасибо, — сказал Олег и вышел из следственного кабинета в коридор, где его ждал конвоир.
В СИЗО оставалось провести две недели. В ожидании этапа дни шли строго по режиму — от раннего подъема через завтрак, обед, ужин и прогулки до отбоя, шли, как по рельсам, не быстро, но и не медленно. Потом с ноги сняли повязку, и на бедре остался только шрам от сквозного пулевого ранения, узкий, бело-розовый и короткий, он немного ныл, если надавить на него посильнее. Так прошла неделя, началась вторая, и в середине ее третьего дня дверь камеры открылась, и Олег услышал из коридора:
— Кременецкий, на свидание! Выходи, у тебя час.
И снова по коридорам мимо металлических дверей с решетками и блюдцами «глазков», вдоль зеленых стен, гадая, кто бы это мог пожаловать к нему в «гости». Петров, больше некому, но зачем? Сейчас сам все расскажет.
Но с «развилки» охранник повел Олега в другую сторону, не в крыло, где находились следственные кабинеты, и через пару минут он оказался в комнате для свиданий. Узкая, длинная, в ней было жутко холодно и даже промозгло, вдоль стен тянулись кабинки из прозрачных пластиковых стеклопакетов, внутри каждой стул и телефонный аппарат на «подоконнике». Метра через полтора напротив точно такой же ряд с такими же прозрачными «скворечниками», заняты штук пять или шесть, сидящие в них говорят по телефону, людей отделяет друг от друга проход, где прохаживается охранник. В торце комнаты еще кабинет, тоже за стеклом, виден огромный монитор, на который выведены изображения со всех камер наблюдения в комнате для свиданий, перед ним сидит здоровенная баба-охранница в сине-серой форме и ушанке на крашеных кудрях, прижимает к уху телефонную трубку. Прослушка, понятное дело, чтобы лишнего не болтали, да на здоровье, пусть слушает, ему не жалко.
Олег зашел в указанную кабинку, сел, поднял трубку, послушал — тишина с шорохами и тресками, положил, принялся разглядывать посетителей. Справа пожилая семейная пара: мрачный небритый мужик в сине-белой куртке и заплаканная женщина в черном пуховике, рвут друг у друга трубку, но с кем говорят — непонятно. Через кабинку сидит дерганый, синий от татуировок дядя в спортивке, болтает с таким же по виду, пока еще обретающимся на воле орлом в кожанке. Справа парень лет двадцати с небольшим говорит с матерью и бабкой, женщины ревут, с ними еще девчонка лет семи, она не плачет, а смотрит по сторонам без страха, с любопытством. Слов не разобрать, понятное дело, но гул голосов все сильнее, точно в муравейнике или улье оказался, окружает со всех сторон, давит на уши, но избавиться от него нет никакой возможности. А кабинка напротив пуста, зато товарищ в кожанке вдруг занервничал, заозирался и отвлекся от разговора. Татуированный заорал что-то невнятное, врезал кулаком по стеклу, рядом моментально нарисовался охранник, встал, загораживая обзор. Постоял так с минуту, ненавязчиво поигрывая дубинкой и всем видом намекая нарушителю на грядущие неприятности. Тот, в спортивке, притих, прижал трубку плечом к уху, охранник отвалил, и в кабинке напротив себя Олег увидел Веру.