— Полосатый, так твою растак, светило выруби… Ты что, оглох, чучело храпелое? Клопа, говорю, дави, по фазе дай, пока я сам тебе не дал… Ты чо, нормального языка не понимаешь?
Вадим, зарывшись в хвою, насилу сдерживал смех — велик и могуч лагерный русский язык…
Костер прогорел за несколько часов, под утро земля остыла. Вадим проснулся от холода, когда в пещеру уже просачивался бледный свет. Сделал несколько разогревающих движений, потом насторожился. Один из зэков, закопавшихся в хвойные ветки, подозрительно дышал. Он определил на слух, откуда доносится звук, подполз к очередному страдальцу. Со лба Тюленя градом катился пот, глаза блестели, их окружала дряблая потемневшая кожа. Он задыхался, воздух в легкие почти не попадал — похоже, горло до упора воспалилось. Зэк вонзился ногтями в свои штаны, продрал их насквозь, вместе с кожей на ноге. А когда над ним склонился Вадим, в глазах Тюленя заблестели слезы.
— Астма? — посочувствовал Вадим.
— Да, Плата… — Тюлень еще мог извлекать из себя звуки и даже шутить. — Бронхиальная астма, аристократическое проклятье нашего рода… Думал, что победил эту заразу…
— Дурында ты, Тюлень, — покачал головой Вадим. — Кто же с астмой из зоны бежит? Ты башкой хоть думал, когда к побегу склонялся? У тебя же ни лекарств, ни ингалятора, ты на что вообще рассчитывал?
Действительно, поступок зэка казался, мягко говоря, непродуманным. Подобные больные должны постоянно находиться вблизи медицинских учреждений. А холод, физическое и нервное напряжение — факторы, лишь способствующие приступам удушья.
— Говорю же, считал, что убил эту хворь. Еще удивлялся — айболиты говорили, что астма не лечится. А у меня три года — никаких симптомов, воспаление в горле подавилось, зона лечит, мать ее… Я же поначалу только растительную пищу потреблял, никакого мяса, только углеводы, клетчатка, все пучком было. А вон как вышло. Пролетел, как фанера, меж двух остался наголо. Днем еще почувствовал — что-то не то, то ли переволновался, то ли набегался. Думал, обойдется. А чем дальше, тем хуже, дышать не могу…
— Тюлень, чем помочь? — заволновался Вадим.
— Да чем ты поможешь, Плата? — глаза Тюленя тоскливо блестели. — Ну, помолись за грешную душу, может, полегчает. Кончился Тюлень, братан… Был бы на зоне, братва бы живо меня к эскулапам доставила, вытащили бы.
— Слушай, ты держись… — смог только произнести Вадим.
— Держусь, Плата, держусь. А смысл-то какой, пипец наступает.
Заворошились двое у прогоревшего костра, приподнялись, стали всматриваться.
— Помоги подняться, — простонал Тюлень, хватая Вадима за руку.
— Ты куда это собрался? — насторожился Вадим.
— Куда надо, туда и собрался! Не хочу подохнуть, как Килька. Не хочу, чтобы вы трое таращились на меня и острили. Помоги, говорю.
Он оперся на руку Вадима, поднимался с таким усилием, словно тащил экскаватор. Жилы набухли, пульсировал висок.
— Все, спасибо, Плата, дальше сам…
Не было смысла останавливать этого человека. Вадим угрюмо смотрел, как зэк, держась за горло, шатаясь, будто пьяный, выходит из пещеры. А там уже практически рассвело. По серому небу дрейфовали фиолетовые тучи, похожие на дирижабли. Зэк без остановок брел по каменистой террасе, затем просто шагнул за обрыв, словно не заметил его! Он падал без крика…
Вадим вышел из пещеры, перегнулся через край, начал всматриваться. Самоубийца пролетел метров восемь и разбился в двух шагах от жизнерадостного ручейка. Он лежал, неловко извернувшись, раскинув руки. Смерть была мгновенной, он ударился головой о камень, раскроил череп, из трещины в голове вытекала малосимпатичная жижа…
Подошли остальные, встали рядом и вытянули шеи.
— Аут, — мрачно заключил опухший ото сна Кот.
Нервно передернул плечами Полосатый.
— Утечка мозгов, в натуре. Смотри, как утекают… — он расстроенно покачал несимметричной головой. — Жалко, шкрабы у Тюленя знатные были, он их почти и не стоптал. А как достать? Ладно. Слушай, Кот, — встревожился Полосатый, — а как мы без него теперь? Мы же не знаем, где его нычки.
— Справимся, — поморщился Кот. — Знаю, к кому и куда податься… — он пристально и оценивающе глянул на Вадима. — Ну, что, Плата, как тебе такой расклад? Двоих потеряли за одну ночку — ну, нормально, мля…
— Собираемся, Кот, — тяжело вздохнул Вадим. — Выступать надо. У нас еще есть шанс сделать какую-нибудь фигню…
И снова поредевшая группа брела по сгущающемуся лесу. Скалистые недоразумения остались за спиной, чаща засасывала. Зэки уже сутки обходились без еды, зато энергии выделили на целый батальон. Настроение было скверное, нервы натянуты. Полосатого просквозило — он кашлял, как туберкулезник, временами разражался такими приступами кашля, что чуть не выворачивался наизнанку. А прокашлявшись, злобно таращился на попутчиков — чего, мол, зенки вылупили? Не подохну, не дождетесь, не на того напали. «Трахома хренова», — бормотал Кот, брезгливо поджимал губу и тащился дальше.
На привале Полосатый хватался за живот, давил на жалость.
— Эх, не канает наша масть… Шины сбил, шнифт чуть не продырявил. Слышь, кенты, вы не могли бы идти помедленнее?
— Полосатый, прекращай, — морщился Кот. — Чего ты нищего по мосту тащишь? Ты, зараза, здоровее меня. Мечтал на волю вырваться? Так чего скулишь? Ладно, поднимаемся, горемычные, половину пути уже прошли.
Будущее рисовалось в мрачных красках. Вадим украдкой посматривал на спутников. Каковы их планы? Какими бы ни были, они определенно идут вразрез с его планами. Он зэкам, как пятое колесо. Можно, конечно, расстаться по-доброму, разбежаться, пожав руки, а можно и по-другому. Полосатый — заурядная шавка, без приказа Кота серьезный поступок не совершит. А что творится в башке у Кота, он, хоть тресни, не понимал. Зэк был мрачен, с небритой физиономии не сходило выражение брезгливости. Возможно, до определенной точки на карте он портить отношения не хотел. Вадим постоянно держал автомат под рукой, предпочитал тащиться сзади, чтобы не наложили «шейный пластырь» рубящим ударом под загривок…
— Чего отъезжаешь? — мрачно косился на него Кот, и приходилось изображать уставшего, хотя особо притворяться и не приходилось…
Пот заливал глаза, деревья кружились в хороводе. Замерцала полянка. Полосатый остался на опушке, обнаружив малинник, жадно набросился на дряблые потемневшие ягоды, горстями засовывал их в рот, давился. От такой еды пользы не было, она могла лишь раздразнить желудок, еще сильнее обозлить. Вадим шагнул на поляну, по колено заросшую травой, и среагировал, когда в траве что-то завозилось, метнул автомат крученым броском. Стрелять не хотелось, опасно… Упитанные туши, грузно махая крыльями, взмыли в воздух, но одной не удалось. Она бултыхалась в траве, оглушенная и перебитая. Вадим набросился на нее, как ястреб, накрыл собой, свернул шею. Внушительный попался экземпляр — трехцветный, с округленным хвостом, с бородкой из перьев на горле. Он плохо разбирался в этих дарах природы — глухарь, тетерев, куропатка… Неважно, жирная курица! Целый гусь! Уже ломился к нему с завидущими глазами Полосатый, готовый сожрать эту птицу в живом агонизирующем виде, недоверчиво поглядывал из кустов Кот.