— Вполне могу поверить! — усмехнулся тот. — Но я советую вам проявить осторожность в рассмотрении этой темы.
— Я вообще не могу ее рассмотреть, — отозвалась Мария, еще сильнее покраснев. — Я не представляю, как обсуждать столь деликатную тему с таким количеством джентльменов.
— Тогда я попрошу моего императора обратиться к ним с письмом, — успокаивающе сказал Ренар, думая, каково будет принцу, когда дело дойдет до более интимных вопросов. — Не сомневайтесь, он будет тактичен и любезен.
— Не знаю… — снова замялась Мария. — Все это слишком… слишком…
— Чего вы боитесь? — мягко спросил Ренар, сочувственно глядя на нее.
— Самого замужества, — призналась Мария, не осмеливаясь взглянуть ему в глаза. — Я никогда не испытывала того, что называют любовью, и даже не имела сладострастных мыслей. Мой отец, король Генрих, предлагал мне многих женихов, но ничего из этого не вышло, и, говоря откровенно, я не особо задумывалась о замужестве, пока Богу не стало угодно возвести меня на трон. Уверяю вас, лично у меня нет такого желания. Но… — Взгляд ее задержался на портрете. — Я потому и вверяю мою судьбу императору, к которому отношусь как к отцу.
— Понимаю, мадам, — покровительственно молвил Ренар. — Мой господин поступит так, как вы пожелаете.
Элизабет вошла в зал совета бледная и взволнованная, прекрасно зная, зачем ее позвали. За столом сидели в ряд закаленные и влиятельные мужи, со многими из которых она была хорошо знакома. Одни были ревностными католиками, другие с радостью обратились в старую веру, третьи же, как она знала, лишь притворялись, но все желали сохранить свои посты и именно потому были готовы на нее наброситься.
Она села напротив них. Лорд-канцлер епископ Гардинер сдвинул густые брови.
— Мадам, вам наверняка известно, что ее величество проявляет все меньшую терпимость к тем, кто упорствует в ереси, — начал он, — и ее особо гневит ваше нежелание посещать мессу.
— Насколько я поняла, милорды, ее величество выразилась вполне ясно: она не намерена кого-либо принуждать и ограничивать чью-то совесть, — заявила Элизабет, решив стоять на своем.
— Да, такова ее позиция, пока этот вопрос не решит парламент, — согласился Гардинер. — Но она надеется, что ее подданные — и прежде всего ее преемница — будут следовать истинной вере так же ревностно, как и она сама.
— Нам известно, что королева несколько раз звала вас на мессу, но вы отказывались! — рявкнул старый герцог Норфолк, чей возраст нисколько не смягчил его воинственных манер.
— Я отказалась, следуя моей совести, — возразила Элизабет, — и если ее королевское величество настаивает на принуждении подданных к послушанию, то почему она заявляет обратное?
Она тут же пожалела о своих словах, поняв, что в гневе забыла о свойственной ей осторожности и зашла чересчур далеко. Но она не сказала ничего, кроме правды. Что еще она могла ответить?
Лица лордов посуровели. Некоторые зашептались.
— Ваш ответ груб и непочтителен, — строго проговорил Гардинер, — и совет осуждает вас за неподчинение воле королевы не только в отношении мессы, но и за ваш неоднократный отказ последовать ее достойной уважения просьбе сменить простое платье на более подобающее одеяние.
— Что, скромно одеваться — теперь уже преступление? — язвительно бросила Элизабет. — Простите, не знала.
— Вы прекрасно знаете, почему носите такую одежду, и скромность тут совершенно ни при чем. Вы одеваетесь так, чтобы протестанты видели в вас свою, наперекор королеве.
Элизабет глубоко вздохнула. Несмотря на гнев, она понимала, что нет никакого смысла и дальше спорить с этими недоброжелательными людьми.
— Я хочу увидеться с королевой и объясниться с ней лично, — отрезала она. — Прошу вас, обратитесь к ней с просьбой выслушать меня.
Приглашение от Марии с предложением встретиться в длинной ричмондской галерее пришло только через два дня. Все это время Элизабет обдумывала свое положение и делилась мыслями с Кэт.
— Боюсь, мне придется пойти на компромисс, — призналась она. — Как бы мне ни хотелось, чтобы протестанты считали меня своей, я не могу рисковать вызвать гнев королевы, открыто следуя моей вере.
— Нет никакого смысла подвергать себя опасности, — согласилась Кэт. — Королева начала многообещающе, но ее настрой меняется, а если слухи верны и она действительно выйдет замуж за принца Филиппа, то может стать еще хуже. Воистину мы живем в опасные времена!
— Что верно, то верно, — откликнулась Элизабет, душа у которой ушла в пятки при мысли о предстоящей встрече.
— Не доверяйте ей! — предупредил Ренар, сверкая глазами в мерцавшем пламени свечей.
Марии не понравилась горячность, с которой он это произнес.
— Она моя сестра, — медленно проговорила королева, — и до сих пор была полностью лояльна ко мне. Она упорствует лишь относительно религии.
— Именно в этом и заключается предательство! — взвился Ренар. — Этот смутьян, французский посол, подбивает на мятеж раскольников и еретиков, пытаясь вызвать недовольство моего императора и помешать браку вашего величества и принца Филиппа. Я уверен, что леди Элизабет с ним заодно. Я даже слышал разговоры, будто ненадолго пришла власть папистов, но со временем леди Элизабет все исправит.
— Не могу поверить, — сказала Мария, взволнованно вертя перстни на пальцах.
— Не стоит ее недооценивать, мадам, — предупредил посол. — Похоже, она цепляется за новую религию, желая привлечь на свою сторону еретиков и завоевать их поддержку.
Мария встала и подошла к зарешеченному окну. Большой, залитый лунным светом двор был пуст. Большинство обитателей дворца уже спали, но она знала, что вряд ли сумеет заснуть, мучимая столь досадными мыслями о сестре.
— У вас есть доказательства ее интриг? — спросила она.
— Пока нет, — признался Ренар. — Конечно, я могу и ошибаться в своих подозрениях, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Она умна, коварна и умеет очаровывать. На мой взгляд, мадам, она настолько опасна, что ее стоило бы немедленно отправить в Тауэр или, по крайней мере, отослать подальше от двора, ибо само ее присутствие здесь — несомненная угроза вашему благополучию.
Мария воззрилась на него:
— Вы в самом деле полагаете, что она желает мне зла?
Ренар пожал плечами:
— Она тщеславна и вполне может замышлять зло. К тому же от ее имени вполне могут действовать другие.
— Должна признаться, меня тоже посещали такие мысли, — согласилась Мария. — Мне тяжело поверить, что она способна столь далеко зайти, но нет сомнения, что существуют лица, способные без колебаний и при первой возможности посадить ее на мое место. Но, не имея улик, я не могу отправить сестру в Тауэр. Нет, я не сделаю этого. — Она заходила по комнате. — Все можно устроить, если она согласится перейти в истинную веру. Это мое самое горячее желание. К тому же это необходимо, ибо она наследница престола.