— Я так считаю, что Миранда — твоя дочь, а я — нет, — вдруг резко объявил Марк.
— Да, ты уже говорил, — Давид посмотрел на мальчишку. — Но это невозможно.
Марк насмешливо ухмыльнулся:
— Посмотри в своих медицинских книгах. Такое может случиться, если женщина…
— Да, я знаю, — прервал его Давид. Его раздражало, что мальчик постоянно старался его унизить, точно так же, как его мать. — Но статистика показывает, что вероятность подобного — один шанс на миллион, может, даже на десять миллионов. — Он почувствовал, что это прозвучало глупо, и Марк смотрел на него с недоверием. Он шумно вздохнул и пожал плечами.
— Ну, если это так для тебя важно… папа, — сказал он и снова отвернулся к телевизору.
— В любом случае анализ именно твоей крови, а не крови твоей сестры доказал, что вы мои дети.
Марк ничего не сказал, только повторил трюк с помидорами, потом протянул пару помидоров Давиду, чтобы он тоже попробовал.
— Знаешь, мама тебя ненавидит.
— Бог ты мой, Марк! Ты так говоришь, будто весь город — какой-то котел ненависти. Знаешь ли ты кого-нибудь, кто не испытывает ненависти ко всем остальным?
Марк глянул на него, но не удостоил ответом.
— Нет, не так. Сжимай их и внутренней стороной щеки тоже. Сильно дави, пока они не взорвутся.
— А ты приедешь ко мне в гости в Англию, если я все-таки уеду?
Марк вдруг перестал жевать и уставился на свои руки.
— Я вообще-то думал, что ты останешься здесь… У тебя есть работа и все такое.
— Моя настоящая работа там, в Уэльсе. Не знаю, смогу ли я навсегда здесь остаться.
Марк помолчал какое-то время.
— Ну, тогда проваливай, — сказал он и отвернулся. Узкая спина ссутулилась, голова, теперь трогательно лысая, опустилась на грудь. Он не реагировал на Давида до конца хоккейного матча. Когда он закончился, Марк быстро уснул. Давиду захотелось погладить костлявое плечо этого печального юного создания, чтобы поделиться с ним чуточкой человеческого тепла. Марк был самым мрачным и подавленным ребенком, которого он когда-либо встречал. Его единственной привязанностью была Миранда с ее грубыми шутками. Он, казалось, никогда не возмущался, когда сестра пихала его, ерошила волосы или лезла с глупыми неуклюжими объятиями. Было крайне необдуманно отсылать мальчика куда-либо, разлучать их. Она нужна брату, и он ей нужен.
* * *
Тилли стучала в дверь и звала его по имени. Он медленно пробуждался из глубокого, мрачного сна, всплывая из его недр из-за настойчивого шума. Он с трудом сосредоточился на происходящем. Спустя пару секунд он понял, что, хотя он и доктор по профессии, но поскольку находится в чужой стране, значит, он не на дежурстве. Тут что-то другое. Он вздрогнул и вскочил с кровати.
— Иду! — крикнул он и нащупал халат.
— Звонили из больницы, — сказала Тилли, когда он открыл дверь. — У них срочный случай, и там нужна твоя помощь. Они просили передать, чтобы ты срочно пришел.
Давид натянул джинсы, туфли без носков, надел свитер и куртку и помчался по ступеням. Машина Тилли уже стояла перед дверью, прогретая и заведенная.
— Спасибо, солнышко, — запыхавшись, проговорил он. — Ты, наверное, уже и не рада, что я у тебя поселился. От меня одни неприятности.
— Вовсе нет… Можешь оставаться хоть навсегда. — Тилли посматривала на него в зеркало заднего вида, пока подвозила его к больнице. Он безошибочно уловил звоночек страстной влюбленности и постарался не встретиться с ней взглядом. Короткий брак Тилли закончился, когда ее муж, который был много старше ее, скончался лет десять назад от старости. И теперь эта женщина, как личинка из куколки, из кокона жира превратилась в красавицу бабочку средних лет. Вероятно, она мало знала о страсти между мужчиной и женщиной. Давид посмотрел на ее изящный профиль, маленькое точеное личико и крошечные кисти на руле. В этом городе, должно быть, толпы одиноких мужчин готовы носить ее на руках с ее маленьким процветающим отелем. Но сам Давид должен любыми средствами убедить ее, что он — не один из них. Еще одно осложнение в его жизни — и ему обеспечен нервный срыв.
Тилли высадила его у дверей отделения неотложной помощи, и он поспешил в главную операционную, где его поджидала Джени.
— Тут недалеко гризли напал на охотника. Состояние стабильное, но кожа практически разорвана на клочки. Никаких выраженных внутренних повреждений. Несколько сломанных ребер и вывих плеча. Слава Богу, на нем было много одежды и он был с другом. У этого парня точно есть ангел-хранитель.
Она помогла Давиду натянуть перчатки, после того как он тщательно вымыл руки. Потом подошла ближе и прошептала:
— Сегодня дежурный Леззард, но он был на вечеринке. Жена даже не смогла его разбудить. Надя должна дежурить следующей, но я позвонила Хоггу, чтобы объяснить ситуацию, и он решил, что нужно позвонить вам. Она еще… неопытная. — Она отступила на шаг. — Вы ведь не возражаете?
— Конечно, нет, — ответил Давид. — Я так понимаю, анестезию проводит Этайлан?
Джени кивнула, потом тихо добавила:
— Шейлы нет, если вам интересно.
— Слава Богу!
Она глянула на него, но ничего не сказала.
Долгие часы Давид по кусочкам сшивал порванные лоскуты кожи в тех местах, где гризли рвал плоть бедняги своими чудовищными когтями. Давид спросил Джени, как такое могло случиться, чтобы гризли бродил по лесу в самой середине зимы.
— Может, парень побеспокоил его. А потом, гризли просыпаются время от времени, причем в самом скверном настроении.
Доктор Этайлан, тихая женщина-венгерка, вдруг заговорила из-под хирургической маски, у нее был сильный акцент. Она рассказала в ужасающих подробностях об испанском велосипедисте, которого порвал черный медведь летом 1998 года. Испанец хотел стать первым велосипедистом, проехавшим по всей трассе нового шоссе — от Волчьего Следа до Туктойактука. Местный житель ехал по дороге и милях в восьмидесяти от Лосиного Ручья увидел велосипед, валяющийся на дороге. Одно колесо все еще крутилось. Он остановился и услышал доносившиеся из-за деревьев крики несчастного, которого рвал медведь. Животное испугалось криков водителя, и отчаянный испанец был спасен. Ему наложили рекордное количество швов — больше четырехсот. Он до сих пор каждый год шестого июля присылает в больницу цветы из Бильбао, где работает учителем.
— А как насчет того мальчика из Коппермайна? — спросила Джени. — Он был в очень тяжелом состоянии. — Она повернулась к Давиду. — На мальчика-эскимоса напал белый медведь. Было очень трудно, потому что была снежная буря — это было в марте или апреле этого года — такая буря, какой вы никогда раньше не видели. Они собирались лететь в Йеллоунайф, но погода была такой плохой, что им пришлось привезти его сюда — мы ведь ближе.
— Полярный медведь! — воскликнул Давид потрясенно. — Я слышал, встречи с ним обычно заканчиваются летальным исходом.