Пустошь тянулась несколько миль, но ближе к Пак-Чеунгу пейзаж слегка изменился: здесь на пути наползающей зеленой растительности баррикадами стояли поселения из развалюх.
После обеда я разговорился с молодой соседкой. Пару минут походили вокруг да около, а затем признались друг другу, что оба заняты в индустрии торговли телом. Она работала на площади Нана и последние несколько месяцев весьма преуспевала. А теперь ехала домой побыть с пятилетней дочерью, рожденной от любовника-тайца, которого не видела с тех пор, как сообщила ему, что забеременела. Женщина не сказала, но я понял: она предвкушает встречу с односельчанами и ждет, что они проявят к ней уважение за то, что содержит родителей и близких. Ей будет приятно, ведь в большом городе она одна из многих шлюх. Я спросил, не знает ли она деревушку Черный холм, где родилась Дамронг. Женщина кивнула — да, бывала там несколько раз. Даже по меркам Исаана, это очень бедное поселение. Она своими глазами видела, как дети ели грязь. Жители существуют на грани голода.
От Убон-Ратчатани я нанял внедорожник с шофером, чтобы тот доставил меня до цели моего путешествия. Теперь вокруг расстилалась подлинно исаанская земля.
Стало темнеть, но еще хватало света, чтобы разглядеть таинственно плоскую равнину, кажущуюся самой низкой точкой на земле. В кузовах грузовиков мелькали обмотанные майками головы диковатых на вид поденщиков. Правильная линия деревьев образовывала ветрозащитный барьер, за которым ютились небольшие хозяйства. Женщины на кострах готовили еду. Зелень рисовых полей казалась намного таинственнее от неизъяснимого присутствия слонов. Толстокожие животные паслись или неподвижно стояли, как изваяния, придавая особую остроту пустынности.
Я вспомнил, что в Таиланде провинция Сурим считается «столицей» слонов. В последние выходные ноября в городе Сурим проходит праздник под названием «Слоновье родео», и дороги несколько недель бывают забиты великанами. В деревне считается удачей, даже жизненно необходимым делом, если детям удастся пробежать под брюхом проходящего мимо гиганта.
Внедорожник въехал в деревню, когда уже стемнело. Я не стал спрашивать о родителях Дамронг — слишком устал. Вместо этого нашел женщину, которая за небольшую плату в сто бат согласилась пустить меня на ночлег и еще накормить завтраком.
Как все жилища в этой части страны, ее дом стоял на сваях. Поднявшись по деревянной лестнице, я обнаружил, что он состоит из единственной, но очень большой комнаты со множеством хлопковых матрасов на полу, а все земные пожитки хозяйки свалены в один угол. Вдове, уже немолодой, не зазорно пускать на ночлег мужчину, в этом нет ничего предосудительного. Дом моей хозяйки был окружен такими же домами ее родных. Наверное, за всю жизнь ей не пришлось испытать городского психоза. Но все же она перетащила свой матрас к противоположной стене, и я благодарно провалился в сон. Утром она угостила меня жидкой рисовой кашей с жареным яйцом. Я начал издалека и осторожно принялся расспрашивать о Дамронг и ее родных. Но не сказал, что я полицейский.
Вдова, разумеется, слышала о смерти девушки — в последние дни в деревне только об этом и говорят. А она как об этом узнала? Женщина пожала плечами: земля слухами полнится. Я осторожно перевел разговор на домашних Дамронг. Что они за люди?
Несмотря на витиеватости вежливости и дипломатии, с какими деревенские люди обсуждают щекотливые вопросы, я явно наткнулся на что-то в самом деле тонкое, доступное пониманию только крестьян. По лицу хозяйки я понял, что она уверена: не обошлось без магии, кармы и даже божественного отмщения. Когда я открыл бумажник и предложил дополнительную плату за чашку кофе, если она сможет мне его сварить, женщина тотчас все поняла. Ее настроение внезапно изменилось, и она оживленно и многословно принялась выкладывать все, что знала.
Родные Дамронг были крутыми людьми. Хозяйка употребила исаанское слово, в котором соединялись страх перед ними, уважение и сомнение: даже в деревне встречается такая крутизна. Отец умер, когда Дамронг была подростком. Но в свое время он был настоящим деревенским бандитом, а совершая ночные набеги на односельчан, оберегался колдовством. Благодаря татуировкам он долгие годы оставался невредим. В те не столь отдаленные времена полицейских в здешних местах было совсем не много, да и они не отличались усердием. За свою жизнь отец Дамронг убил пятерых — в драках или просто потому, что они действовали ему на нервы. Удар ножом под ребра — и человек умирал.
За матерью Дамронг он ухаживал так: увез к себе и три дня продержал в своем доме. Изнасиловал он ее или нет — неважно. С точки зрения остальных мужчин она была испорчена, и ей пришлось выйти замуж за деревенского гангстера. Она, как гласила молва, не очень сопротивлялась: в ней самой жила такая же буйная и, как многие говорили, бандитская жилка, поэтому-то гангстер выбрал именно ее. Никто не хотел иметь с ним дел, и над их семьей висела непроницаемая тьма. Смерть Дамронг в деревне расценили как очередную главу в черной истории семьи.
Женщина на минуту прекратила свою безумную трескотню и посмотрела на меня.
— Вы, конечно, слышали о традиции заставлять детей во время праздника пробегать под слонами? Так вот, мне случилось оказаться рядом, когда мать Дамронг заставляла девочку это делать. Сама я считаю этот обычай слишком жестоким — многие дети пугаются на всю жизнь. Представьте, что должен чувствовать шестилетка при виде огромных ног и устрашающих стоп, когда мать ему говорит, что он должен рискнуть жизнью и пробежать под брюхом животного. Слоны вовсе не добрые гиганты, они злобные и непредсказуемые.
— Как с этим справилась Дамронг?
— Вот в этом-то и дело. Не помню, чтобы какой-нибудь ребенок испугался больше ее. Но мать продолжала ее бить, пока девочка не стала бояться очередного подзатыльника больше, чем слона. Она все-таки пробежала под брюхом, но не могу забыть ужас в ее глазах. Этот ужас вызвал в ней не слон, а собственная мать. Она не подбежала к ней, чтобы та ее успокоила, а стояла на другой стороне улицы, совершенно раздавленная. Такая хорошенькая девчушка. Уже в том возрасте было видно, какой она вырастет. А что ей еще оставалось делать?
Нас прервал крик снизу. Соседка узнала, что в деревню приехал незнакомец, и захотела меня видеть.
— Мы говорим о Дамронг, — крикнула ей моя хозяйка.
— Тогда я к вам поднимаюсь, — послышалось снизу.
Она оказалась очень низкорослой деревенской женщиной, прямо карлицей, — самым хитрющим созданием из всех маленьких людей. На ней был поношенный саронг, в руке пластиковый пакет с большим колючим дурианом, который она, судя по всему, надеялась в этот день продать. Но считать ее просто бедной было бы ошибкой. Я узнал в ней особый, быстро исчезающий тип. В сельских областях Таиланда, и особенно здесь, в Исаане, еще сохранились люди, как она, живущие с земли в буквальном смысле этого слова — достаточно знакомые с лесом и джунглями, чтобы прокормиться там без особой поддержки извне. Лицо в глубоких морщинах, большой лоб и молодые, яркие глаза под тяжелыми веками. Эта женщина ни разу в жизни не испытала депрессии, существовала на стихийном уровне и делила сознание с духами.