Чанья и Танее знаками показал и друг другу, что испытали от этого большое облегчение, — только тайцы могли понять их скрытый смысл. Как только Митч Тернер ушел, они заказали шампанское (американец во время обеда никогда не пил, и вообще пил очень мало) и в тысячный раз, не торопясь, соблазнили друг друга.
Оказавшись в квартире любовника, Чанья, как обычно, прошла в ванную и, готовясь начать массаж, переоделась в халат. Когда появилась в комнате, Танее тоже в халате лежал на диване. Он протянул ей отделанную красным бархатом коробочку. Внутри Чанья нашла кулон, изображающий Будду, на тяжелой золотой цепочке. Вынув украшение, девушка обнаружила, что цепь массивна и не слишком изящна, но золото тянуло на высшую пробу, она одна стоила не меньше пяти тысяч долларов. Будда был сделан из золота и нефрита и стоил в два раза дороже. Все в целом не пошло бы ей к лицу — слишком тяжеловесно и аляповато, но Чанья поняла, что Танее таким образом, на тайский манер, заботится о ее будущем. Золото — ее страховка и в США, и в другом месте, где бы она ни оказалась. Если попадет в трудное положение, всегда сумеет либо заложить, либо продать эту вещь. Другими словами, ее любовник говорит «прощай». Впервые в жизни Чанья расплакалась из-за мужчины. Но быстро взяла себя в руки — только упрямая складка у рта выдавала, как ей не просто владеть собой.
Танее утешил ее ласками и обращался в постели так, как никогда раньше. Его нежность сказала, что он тоже в нее влюблен. Сильнее, чем мог бы себе представить, но ни одному из них не пришло бы в голову вдвоем убежать куда-нибудь на необитаемый остров. Законы тайской феодальной пирамиды накрепко отпечатались в их сердцах. Танее не мог взять Чанью с собой в Пекин — огласка отношений приобрела бы такой резонанс, что это повредило бы репутации его жены, а на Востоке сохранение лица — самое главное в жизни. Это последнее свидание — все, на что они могли рассчитывать. И получили от него максимум удовольствия.
Танее запретил Чанье приезжать в аэропорт, и она поняла. Новость о его назначении в Пекин дошла до прессы, и в аэропорту будут ждать журналисты. Там не место для какой-то миа мой.
Мы, тайцы, не слишком ценим, если люди деланно выражают свои чувства, «играя лицом», как это любят на Западе. Чанья и Танее прощались на автомобильной стоянке у его дома. Потом шофер Танее, таец, отвезет ее домой. А пока они торжественно обменялись последним поцелуем и взглянули друг на друга сухими глазами. Оба понимали, что больше никогда не увидятся.
В тот самый момент, когда самолет Танее отрывался от взлетной полосы, в квартиру Чаньи позвонил Тернер; она в это время смотрела телевизор.
— Привет, — поздоровался Митч сухим и неестественно высоким голосом. — Надеюсь, вы не против моего звонка? Наверное, не ожидали меня услышать, но… м-м-м… пронесся слух, будто Танее улетел, и я подумал… м-м-м… что вам немного взгрустнулось. Может быть, вы заняты, не исключено, но если нет, я мог бы чем-нибудь угостить вас. Мне бы этого очень хотелось.
— Сгинь, — бросила Чанья и вернулась к телевизору. Она только-только начала понимать своеобразный юмор «Симпсонов».
Но фаранг оказался упорным — нет, он ее не преследовал, но очень верно выбирал моменты, чтобы возникнуть рядом. Танее сказал Чанье, что Митч Тернер — работающий под прикрытием агент ЦРУ. Он прикидывается государственным служащим, который оказывает содействие лоббистским группам, и в силу этого вхож в высокие сферы и к известным лицам. Чанья гадала, воспользовался он или нет своим служебным положением — уж как-то совершенно необъяснимо они то и дело наталкивались друг на друга. Таец, если бы его чувство воспарило настолько высоко (ее выражение, а не его; Чанья сильно сомневалась, что американец способен на такие слова), рано или поздно непременно начал бы угрожать. Тернер мог бы проверить по базе данных ЦРУ ее паспорт и визу и пригрозить депортацией, если она не согласится выполнить его каприз. Чанья отдавала ему должное, поскольку он этого не сделал. А повел себя как влюбленный джентльмен. Был ненавязчиво настойчив, неожиданно возникал из переулков, занимал столики в ее любимых кафе, звонил по телефону и говорил странные вещи:
— Все еще настаиваете, чтобы я сгинул?
— Нет, все в порядке. Извините. Вы тогда позвонили в неподходящий момент. Спасибо, что не забываете.
— Может быть, встретимся, когда вы перестанете грустить?
— Может быть.
Чанья положила трубку и слабо улыбнулась. Романтик фаранг решил, что она убивается по Танее. В каком-то отношении — конечно, однако есть разные способы тосковать. Если тайская девушка выросла на ферме, ей не до любовных страданий, тем более что Чанья предвидела подобный исход. Танее оплатил аренду квартиры за три месяца вперед и оставил, помимо золота и одежды, десять тысяч долларов. Кроме того, у нее сохранились те тридцать тысяч, накопленные в Лас-Вегасе. Но когда три месяца истекут и ее деньги подойдут к концу, она окажется на нулевой отметке в день прилета в «Сахарат Америку». Через неделю после отъезда Танее Чанья позвонила Ван и попросила узнать, нет ли свободного места в сауне при отеле, где работала ее подруга.
Ван договорилась о встрече со своим боссом, гонконгским китайцем, который сразу понял, чего стоит Чанья. Самсон Ип не поленился лишний раз напомнить, что они в США, а не в Азии и тем более не в Таиланде — здесь кишмя кишат федералы. Они особенно интересуются работающими в массажных салонах и саунах азиатками. Некоторые из приходящих на массаж мужчин — агенты ФБР, надеющиеся накрыть притоны разврата. И любой, самый малый намек на готовность оказать иные услуги, кроме оговоренных в прейскуранте, будет означать крах не только для нее, но и для самого Самсона Ипа. Упитанный, низкорослый китаец не разделял ее неприятия массивных золотых украшений и носил цепь, гораздо тяжелее той, что подарил Танее, и намного безвкуснее. Родившаяся в Таиланде Чанья понимала китайский склад ума: Ип был безжалостным и алчным, но отличался прямотой. Он не станет водить ее за нос, а она в обмен на это должна вести себя с ним честно, если хочет остаться в Америке. Все просто, не правда ли? И расклад совершенно ясен.
Более половины мужчин, приходивших на массаж или в сауну, были иностранцами. Попадались искушенные европейцы, особенно французы и итальянцы, с которыми удавалось до какой-то степени установить взаимопонимание. Было много азиатов, среди которых лучше всего в правилах игры разбирались японцы и китайцы. Самсон Ип сказал, что в таких случаях она может чувствовать себя немного свободнее, но с большой осмотрительностью. Американцы же абсолютно исключались, если только он сам не даст специального разрешения.
Прошла неделя, и китаец понял, что напрасно сотрясает воздух — Чанья оказалась слишком умна, чтобы совершить неправильный поступок. Ип наказал ей ни в коем случае не приводить клиентов в свою квартиру и обеспечивал ее номерами в гостиницах. Эти номера менялись каждый день, иногда — каждый час, чтобы не слишком бросалось в глаза. Разумеется, кое-кто из гостиничной обслуги понимал, что происходит на самом деле, болтливость персонала становилась головной болью Ипа.
Через две недели он удвоил ей плату за час. Через месяц Чанья на фоне других работниц превратилась в звезду. Дело оказалось не только в ее привлекательной наружности и физическом обаянии — три месяца с Танее лишь отшлифовали природные таланты девушки. Дипломаты особенно ценили ее утонченные манеры, их тянуло очарование беседы. Каждому нравилось, что она относится к нему как к единственному, словно он не нанимал себе шлюху, а познакомился в сауне с той, единственной, о которой мечтал.