Внезапно там замелькали силуэты.
Алекс рванул меня вперед, в правую дверь. За ней оказалась комната, похожая на ту, что я видел раньше: две двухъярусные койки и стол. Алекс закрыл дверь и включил свет. На стене висели две зеленые спортивные куртки с капюшонами и две пары брюк. На полу стояли ботинки.
— Наденьте их, — негромко сказал он и, когда за дверью послышались голоса проходивших мимо людей, прижал палец к губам. Взглянув на часы, он усадил меня на одну из коек и протянул спортивную куртку: — Она вам понадобится. На улице холодно.
Он был невероятно сосредоточен, решителен, совсем не такой, как мне представлялось. Может быть, долгое пребывание в бегах меняет человека.
Алекс взглянул на мою левую руку:
— Вам помочь?
Я покачал головой и взял куртку. Когда поднял руки, следы от плети зажгло, словно раны облили спиртом. Над пленкой, где были открытые рубцы — глубокие, темные разрывы плоти, — куртка прилипла.
Алекс надел вторую куртку и снял с крючка брюки. Я посмотрел на свои трусы. На ноги. Следы от плети на бедрах начали синеть.
— Это стандартная одежда, — пояснил Алекс, но тут за дверью вновь послышались голоса, и он притих. Потом повернулся ко мне. Взглянул на часы. — Через минуту опять раздастся сигнал тревоги. Как только он зазвучит, попытаемся уйти. Понятно?
Я кивнул.
Алекс надел брюки и смотрел, как я делаю то же самое — медленно, неуверенно, словно старик. Затем подтолкнул ко мне пару ботинок. Подкладка внутри оказалась мягкой, как мех, ощущение было приятным. На пальцах ног и подъемах ступней у меня до сих пор оставались ссадины и ушибы после бега по лесу.
Алекс чуть приоткрыл дверь и выглянул. Снова посмотрел на часы:
— Пять секунд.
Послышался сигнал тревоги. На сей раз он звучал иначе: вместо коротких, отрывистых гудков долгие, протяжные завывания.
— Порядок, — сказал он и взял меня за руку. — Вперед.
Мы вышли в коридор и направились к лестнице, натянув капюшоны. У первой ступени я поднял взгляд. В свете лампочек начали появляться фигуры; другие, одетые, как и мы, шли нам навстречу. Их было трое. Они уставились на нас, пытаясь вспомнить, кто мы и где могли попадаться им на глаза. Я оглянулся и увидел, что одна из них, девушка, остановилась на ступенях, провожая Алекса взглядом.
— Алекс…
— Не останавливайтесь.
— Она знает тебя.
— Она узнаёт меня.
— Я так и сказал.
— Нет, — ответил Алекс. — Это не одно и то же. Она узнаёт меня, но уже не знает.
С верхней ступени в сером туманном свете я увидел «Вифанию»: треугольник крыши, под ним окно туалета, внизу клумбы. Возле клумб люди, одетые так же, как мы, копали землю — их было десять-двенадцать. Я слышал шум моря, поросшие вереском поля тянулись до самого берега.
— Мы в «Лазаре»? — спросил я.
Алекс шел сзади, держась в тени.
— Да, — ответил он. — По крайней мере в его части. Здание новое. Подземелья нет. В пятидесятых годах здесь был учебный армейский лагерь. Фермерский дом построили над подземельем.
Я взглянул на копавших:
— Что они делают?
— Переворачивают землю.
— Почему не последовали за другими вниз?
— Не знаю. Но выяснять у нас нет времени. — Он опять взглянул на часы. — Так. Первый сигнал тревоги раздался, поскольку были взломаны замки Красной комнаты.
— Красной комнаты?
— В которой они хранят воспоминания. — Алекс повернулся ко мне. — Там все ваши вещи: пистолет, бумажник, патрон, фотографии жены. Обручальное кольцо. Я взломал замки перед тем, как прийти за вами.
— А этот сигнал тревоги?
— Общелагерный. Он включается, если дверь в «Голгофу» остается открытой дольше пяти минут.
— Что такое «Голгофа»?
— На Голгофе распяли Христа, — ответил он. — Но здесь это комната для распятий.
«Голгофа». Так они назвали фиктивную корпорацию, через которую поступали их деньги. Теперь это название обрело для меня смысл.
Алекс взглянул на копавших, кто-то из них смотрел в нашу сторону. Молодые люди лет двадцати.
— Идите за мной, — сказал он.
Мы пошли налево, из темноты в свет. Было очень холодно, на земле все еще лежал снег. Близился вечер — солнце вдали пряталось за густую белую тучу.
Вход в лагерь был устроен в пристройке к «Лазарю». Мы прошли мимо двух затемненных окон и приблизились к красной двери в задней части дома. Рядом с ней находился небольшой навес для машин. Дорога от него вела к боковой части фермерского дома и соединялась с главной трассой возле «Вифании». Под навесом стояли «сёгун» и «форд-рейнджер».
Алекс взломал замки Красной комнаты долотом. Дверь была приоткрыта и слегка покачивалась от ветра. За ней размещалась небольшая кладовка площадью около десяти квадратных футов, с полками от пола до потолка с трех сторон и темно-красными стенами. На полках высились длинные ряды обувных коробок, поставленных друг на друга и занимавших почти все пространство. На них были написаны бесчисленные фамилии. Некоторые оказались мне знакомы — Мызвик, О'Коннел, Таун. Я снял коробку Алекса и заглянул в нее.
— Там пусто, — сказал он.
— Почему?
— У меня ничего не было, когда я вернулся.
— Вернулся? Откуда?
Он выглянул в приоткрытую дверь и посмотрел на меня:
— Расскажу, но не сейчас. У нас нет времени. Берите свои вещи.
Я стал их искать и на средней полке увидел коробку с надписью «Митчелл». Подошел ближе. Под фамилией стояло имя: Саймон. Саймон Митчелл. Друг Алекса. Про которого Кэрри сказал, что он тоже бесследно исчез.
— Это твой друг Саймон?
Алекс кивнул.
— И он сюда приехал?
Послышался шум. Кто-то открыл дверцу «сёгуна».
Я выглянул в узкую щелочку и увидел Мызвика, тянувшегося за чем-то к заднему сиденью. Он взял куртку, захлопнул дверцу и повернулся. Его взгляд скользнул по приоткрытой двери.
И остановился на нас.
Сквозь щель он увидел внутри движение.
Глаза его сощурились. Он сделал два шага вперед. Я оглядел комнату в поисках средства защиты и увидел, что Алекс делает то же самое. Но там не было ничего, кроме обувных коробок.
И тут я вспомнил о пистолете.
Я стал искать свою коробку, оглянулся и увидел Мызвика футах в шести от двери. Он был безоружен, но сжимал кулаки. Я оглядывал ряды коробок, пытаясь найти свою фамилию.
«Быстрее».
Мызвик был уже в пяти футах; я слышал хруст снега под его ногами.