Я снова сбился с ритма. Обычно общение мне удавалось гораздо лучше. Но теперь стоило мне посмотреть на любого мужчину, и я видел впивающуюся в его левый глаз кобру. Уверен, встань я перед зеркалом — и там была бы та же картина. Видение лишало меня непринужденности.
— Ну что ж, давайте присядем. Могу я предложить вам кофе?
Я ответил отказом. Больше никогда не захочу ни есть, ни пить.
— Я хочу, чтобы вы знали, насколько мы ценим ваше согласие приехать к нам в такой момент, — продолжал Розен.
— Очень ценим, — эхом подхватил Нейп. — Не знаю, как бы я себя чувствовал, если бы убили моего напарника.
— Дерьмово ты бы себя чувствовал.
— Еще бы! — Нейп покачал головой.
Я переводил взгляд с одного на другого.
— Нам и самим достаточно хреновато.
— Уж это точно.
— Я не знал сержанта Брэдли лично, но слышал, что он хороший парень.
— Хороший парень, отличный морпех и замечательный спортсмен.
— Служил по всему свету, большей частью охранял посольства.
— Мы еще не сообщили его товарищам. Морпехи очень расстроятся.
— Не сомневаюсь.
Оба уставились на меня, затем Розен сказал:
— Проклятое сокращение расходов. — И посмотрел на Нейпа.
— Да. — Тот покачал головой.
— Случись подобное в семидесятые, из Вашингтона уже вылетел бы чартерный «джамбо» с десятью следователями на борту и передвижной судебной лабораторией.
— А в восьмидесятые мы бы получили пять агентов регулярным рейсом.
— А что теперь?
Нейп поднял на меня глаза.
— Как только мы узнали, Тод схватился за телефон и стал названивать в Вашингтон.
— Но не слишком преуспел.
— И что? Сколько человек мы получим, чтобы расследовать насильственную смерть верного служивого? — Розен поднял указательный палец и состроил горестную гримасу. — Одного! Не могу поверить.
— Разумеется, если бы запахло терроризмом, все обернулось бы по-другому.
Внезапно оба посмотрели на меня пристально и с любопытством. Удивительно, как быстро они до всего дошли. Кто сказал, что американцы лишены проницательности?
— Я понимаю.
По какой-то причине мое утверждение их изумило.
— В самом деле?
— Если не терроризм, то это должно быть что-то иное.
Нейп с облегчением вздохнул. Розен с тяжелым взглядом уставился в пол, а когда снова поднял на меня глаза, улыбка была настолько фальшивой, что казалась обидной.
— Иное?
Мы с Нейпом переглянулись. Розен в самом деле новичок. Нейп хотел за него извиниться, но момент был неподходящ. Фэбээровец ждал, чтобы я ответил на его вопрос. Похоже, его проницательность на этом окончилась. Я продолжил лишь после того, как Нейп кивнул мне.
— Брэдли было сорок пять лет.
— Сорок семь, — уточнил Нейп, искренне надеясь, что это послужит достаточным объяснением, однако Розен по-прежнему непонимающе смотрел на меня.
— Он скоро должен был выйти в отставку?
— Через год.
— И успел какое-то время здесь поработать?
— Пять лет. Гораздо дольше, чем обычно, но он пришелся ко двору.
— Любил город?
— Он был скрытным человеком, но мне говорили, что да — любил.
— Предпочитал свободный образ жизни и собирался остаться здесь после отставки?
Я поднял глаза.
Розен наконец понимающе кивнул:
— Полагаю, детектив, мы мыслим в одном направлении. И хочу в этом убедиться. Вы считаете, что он надул своих поставщиков?
— Я бы сказал, это первое, что приходит в голову.
— Вы уже сталкивались с подобными фокусами со змеями?
— Никогда. Хотя нет ничего необычного в том, что обиженная сторона стремится наказать виновника. Pour encourager les autres. [9] — Я не собирался выпендриваться. Французский, как иногда бывало, сам просился на язык. Я с облегчением заметил, что Розен улыбнулся.
— Отличное произношение — мне приходилось работать в Париже. В назидание другим. Что ж, очень даже похоже. — Он покачал головой. — Ничего не скажешь, паршивая смерть.
Розен внимательно посмотрел на меня: что за коп-полукровка из отсталой страны, который говорит по-английски и по-французски? Зато Нейп догадался сразу. Он в Крунгтепе старожил. И в выражении его лица я прочитал лишь небольшую каплю англо-саксонского презрения к сыну проститутки.
Внезапно Розен поднялся и, прохаживаясь, продолжил разговор:
— Если честно, я не знаю, насколько Вашингтон желает форсировать расследование. К нам направили женщину — специального агента, однако, как мне кажется, скорее для проформы. Не представляю, каким образом агент без знания тайского и не знакомый с городом может вести следствие, — сказал он больше для себя, чем для нас. — Не исключено, что проштрафилась в США и ее задвинули в эту глухомань. Но тем не менее в порядке обмена информацией я хочу, чтобы вы пояснили, насколько вот это соответствует вашим теориям. Это найдено в его шкафчике. Остальное не представляет никакого интереса.
Розен подошел к столу, отпер замок и достал скомканную газету. Пока он ее разворачивал, я успел заметить, что текст иностранный: ни тайский и ни английский. В газете оказался коричневый с черным камень в форме пирамиды примерно шести дюймов высотой. Я посмотрел на него, с помощью клочка газеты взял в руку и перевернул. Камень почти весь был заляпан грязью, покрыт лишайниками и нечистотами джунглей, но царапины на донышке обнажали зеленую сердцевину.
— Нефрит. Царапины оставил потенциальный покупатель, пробовавший камень на прочность. — Я вгляделся в газету. — На лаосском. Язык, близкий тайскому, но отличается.
— Можете прочесть дату?
— Нет.
— Ладно, сделаем копию и отправим в Квонтико. Ответ получим через пару дней.
— Можно и мне копию?
Нейп взял газету и пошел снимать копии. Мы с Розеном посмотрели друг на друга.
— У Брэдли была квартира в городе? — спросил я.
Розен потеребил ухо большим пальцем.
— Долгослужащие для краткосрочных отпусков обычно снимают комнату или квартиру, хотя постоянно живут в посольстве. Единственное условие — они должны сообщить нам адрес. Брэдли жил на сой 21 в конце Сукумвита. Два часа назад мы проверили этот адрес и обнаружили, что он не появлялся там четыре года. — Я молча переваривал информацию. — Отсюда вытекает, что мы не представляем, где он жил. — Я кивнул. Розен отвернулся и посмотрел на секцию шкафа с футболом. — Если мне намекнут, что Вашингтон не намерен ускорить расследование…