— Кто там?
Жан узнал голос мальчишки.
— Доктор Корбель.
Дверь открылась. Мать сидела за столом, приложив младенца к левой груди, — этим объяснялось внезапное прекращение его плача. Жан приблизился. Судя по тому, с какой жадностью ребенок сосал грудь, он был абсолютно здоров. Лицо матери выглядело уже не таким осунувшимся. Но из-за многочисленных беременностей и тяжелых условий жизни у нее был такой же усталый вид, как почти у всех пациенток Жана старше тридцати лет. Женщина подняла голову и взглянула на него.
— Это так любезно с вашей стороны — навестить нас, — сказала она и снова перевела взгляд на ребенка.
Жан присел на корточки. Он видел только ручки младенца с крошечными пальчиками и головку, покрытую светлым пушком, в котором, однако, уже заметна была будущая рыжина. Ребенок жадно присосался губами к материнской груди и, судя по всему, не собирался ее выпускать.
Жан обернулся. Две младшие девочки, обе рыжеволосые, чистили овощи над эмалированной миской, а их старший брат куда-то исчез. Жан даже не услышал, как тот вышел из комнаты. Послышался слабый звук, похожий на звон колокольчика. Что это? Мать с младенцем были единым целым, замкнутой вселенной, отрезанной от окружающего мира. Ну что ж, по крайней мере, у женщины есть молоко и она способна сама кормить ребенка. Кажется, она была очень довольна этим. Десятки раз Жану доводилось быть свидетелем подобного зрелища, и оно всегда вызывало у него чувство полного покоя. Но сейчас женщина кормила младенца с какой-то излишней страстью — она словно бы хотела полностью раствориться в этом занятии, чтобы не думать ни о чем другом.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Жан. — У вас не было кровотечений?
Женщина снова посмотрела на него и молча покачала головой из стороны в сторону в знак отрицания.
— Вы хорошо питаетесь?
— Мои дочери готовят суп, — рассеянно ответила женщина и кивнула на обеих девочек, которые с самого его прихода не проронили ни слова.
— Вас не побеспокоит, если я осмотрю пупок ребенка?
— Малыш такой голодный… Он снова начнет кричать.
— Это займет всего пару минут, — с улыбкой произнес Жан. — Итак, я взгляну?
Женщина попыталась отстранить младенца, но он не хотел выпускать груди. Лишь когда грудь напряглась от усилия, он выпустил ее с громким хлюпающим звуком. Жалобный крик тут же раздался снова. Жан подхватил ребенка, уложил его на кровать и распеленал. Пеленки были чистыми, повязка, закрывающая пупок, — тоже. Умелым движением руки Жан осторожно отодвинул компресс, затем, убедившись, что все в порядке, вернул его на место и снова передал младенца матери. В тот же миг ребенок инстинктивно отыскал грудь и принялся сосать. Его слезы мгновенно высохли.
— Через пару дней остаток пуповины отпадет сам собой, — сказал Жан. — Ваш Раймон — очень хороший, здоровый малыш. А где ваш муж?
— Он работает на стройке, неподалеку от Пер-Лашез, — ответила женщина. — Оттуда ему далеко добираться. Но скоро он уже должен прийти.
Жан машинально заметил, что это от нее дети унаследовали рыжие волосы и бледность кожи. Раньше она наверняка была хорошенькой — это и сейчас было еще заметно. Особенно сейчас, когда она с нежностью смотрела на ребенка и выглядела такой безмятежной.
— Ну что ж, я пойду, — сказал он, помолчав.
— Сколько я вам должна, доктор?
— Ничего. Я ведь обещал вам зайти. Я живу недалеко отсюда.
— Но…
— Не беспокойтесь, говорю вам.
Наконец-то женщина взглянула прямо ему в глаза, и признательность, которую Жан прочел в этом взгляде, тронула его. Пора было уходить. Он повернулся и вышел в коридор, паркетный пол которого был истерт десятками ног. Оказавшись на лестничной площадке, Жан невольно вздохнул с облегчением.
— Доктор?
Анж пристально смотрел на него, держась обеими руками за перила и опершись на них подбородком — приняв такую же точно позу, что и в прошлый раз. Как он ухитрился до сих пор оставаться незамеченным?
— Моя мать ничего вам не сказала?
Видя по выражению лица Жана, что он не понимает, о чем речь, ребенок добавил:
— О моей сестре?
Жан повернулся и снова поднялся по трем ступенькам, по которым уже успел спуститься. Мальчик не отрывал от него глаз.
— О твоей сестре? — вполголоса переспросил Жан. — Что с ней?
— Ее нашли… Мертвой.
Жан прислонился спиной к стене. И мать ничего ему не сказала!.. От стыда? Вот отчего слабый звон в комнате, и замкнутая манера женщины, целиком погрузившейся в созерцание младенца, и молчание девочек, чистящих овощи…
— Ее нашли на берегу Сены, напротив Сюрена…
Мальчик по-прежнему неотрывно смотрел на Жана, словно ожидал от него какой-то особой реакции, чуда. Но что он мог? В глазах Анжа не было упрека — лишь напряженное ожидание, невыносимое из-за того, что никак нельзя было понять, чего он ждет, и тем более ответить на эту немую мольбу.
— Отец ее видел. Но меня не пустили с ним в морг. Он узнал ее по татуировке.
Жан почувствовал, как кровь отхлынула у него от лица. Последние слова означали, что опознать девушку по другим приметам оказалось невозможно. Но почему он сам принимает это сообщение так близко к сердцу? Разве оно как-то его касается? Однако ему достаточно было взглянуть на мальчика, чтобы понять: все дело в этом взгляде и в этом ожидании, которых он не мог вынести. Сейчас Анж казался бледной тенью того парнишки, каким он был всего несколько дней назад.
— И чего ты хочешь?
— Я хочу увидеть ее в последний раз.
Жан размышлял. Он был знаком с одним санитаром из морга. Так что исполнить просьбу было вполне в его силах.
— Хочешь, чтобы я тебя туда отвел, так?
Анж выпрямился, напряженный, как натянутая струна. Глаза его расширились от изумления.
— Мы идем прямо сейчас?
Жан вздохнул.
— Пошли, — сказал он и начал спускаться по лестнице.
Им понадобилось меньше получаса, чтобы дойти до набережной Нового Рынка на острове Ситэ. За всю дорогу они не обменялись ни единым словом. Жан чувствовал острую тревогу мальчика, которую тот всеми силами пытался скрыть. По мере того как они приближались к цели, Жан все больше опасался за него, потому что зрелище, которое должно было вот-вот предстать их глазам, могло оказаться чересчур тяжелым. И в то же время его трогала решимость этого ребенка, который собирался отдать последний долг умершей сестре. Анж шел быстро, большими шагами, наклонив голову и сжав кулаки. Когда они пришли в морг, час был уже поздний, но после того как Жан сказал, что он врач, их обоих впустили.
Они прошли в демонстрационный зал, где только три года назад была создана система искусственного охлаждения. Примерно полдюжины трупов были разложены за стеклянной перегородкой на отдельных столах с чуть наклонной поверхностью, чтобы посетителям проще было рассмотреть лица. На первый взгляд все эти застывшие лица, скованные вечным сном, казались одинаковыми — на всех лежала одна и та же печать умиротворения. Но такое впечатление было обманчивым.