Прошло десять дней с тех пор, как он отправил письмо Марселю Террасу, и две недели — с того дня, когда он увидел жуткую мизансцену в пустом особняке в районе Отей, но вся эта история по-прежнему не давала ему покоя. Удивительно, насколько сильно она завладела всеми его помыслами — даже когда он осматривал больных у себя в кабинете или приходил к ним по вызову, ему случалось отвлекаться, вспоминая те или иные ее детали. Из-за этого он порой пропускал часть того, что говорили ему больные, лишь кивал с рассеянной улыбкой на губах. Жан быстро спохватывался и начинал ругать себя за это, тем более что раньше ему доводилось упрекать некоторых своих коллег за их бесчувственное отношение к пациентам. Бездушные бухгалтеры, считающие медицину лишь средством заработка! А теперь он сам рисковал не только остаться бессребреником, но еще и не выполнить свой врачебный долг.
Даже Сибилла порой жаловалась на его невнимательность. Ей тоже сейчас нужна была его поддержка. Пьеса не пользовалась успехом. Каждый вечер, когда Сибилла возвращалась из театра, Жан спрашивал, как все прошло, и каждый раз ответ был одни и тот же: Сибилла слегка пожимала плечами и пыталась улыбнуться, но эта улыбка никого не могла обмануть. Доходы не покрывали расходы, директор мрачнел день ото дня, обстановка в труппе становились напряженной. Сибилла видела в этом плохое предзнаменование для своей актерской карьеры, чувствовала себя отчасти виновной в неуспехе и всячески себя ругала. Ну, надо же — первая пьеса!.. Сибилла потеряла аппетит, едва прикасалась к ужину и почти сразу уходила из-за стола к пианино, которое тоже оставляла после нескольких аккордов…
Жан пытался ее успокоить, убедить, что все будет хорошо, но голос его звучал неуверенно, и все попытки оказывались безрезультатными. К тому же он был недоволен собой после одной истории с пациентом — вместо того чтобы поразмыслить над его случаем, довольно непростым, и положиться на интуицию, он ограничился тем, что выписал несколько проверенных средств, применявшихся в большинстве подобных случаев. И вот, погруженные в собственные заботы, он и Сибилла жили словно в параллельных мирах, отчего их совместные вечера протекали совершенно безрадостно.
Но как избавиться от кошмарного видения, врезавшегося ему в память? Не нужно было ни о чем просить Берто, не нужно было ехать в Отей… Однако разве мог он отказаться от такой идеи после письма Марселя?
Что касается расследования, он пару раз справлялся на этот счет у Берто и выяснил, что оно не продвинулось ни на шаг. Бессилие полиции не переставало его беспокоить.
Какие новости сообщит ему это письмо? Ах, как бы ему хотелось поговорить с самим Марселем, вместо того чтобы упражняться в эпистолярном жанре! Вдобавок эта медлительность почты, подвергавшая его терпение серьезному испытанию… Схватив нож для разрезания бумаг, Жан лихорадочно вскрыл конверт, вынул сложенные листки и развернул их.
На письме стояла дата: 15 мая. Значит, оно шло неделю: было 22-е. Сегодня умер Виктор Гюго. По дороге с работы домой Жан то и дело слышал, как эту новость выкрикивали газетчики. В течение нескольких часов она разошлась по всему Парижу, передаваемая от одного квартала к другому: «устный телеграф» оказался быстрее, чем настоящий. Каждый стал ее рупором. Люди всех сословий и возрастов выглядели одинаково взволнованными. Лицо каждого встречного было скорбным. Казалось, что проходит общенациональная церемония прощания с великим человеком. При других обстоятельствах Жан разделил бы всеобщую скорбь, но сейчас его больше волновало другое.
Дорогой Корбель!
Итак, тебе довелось увидеть то же зрелище, что и мне. За исключением трупа… Значит, преступник, скорее всего, парижанин, отправившийся для начала в Прованс, чтобы совершить свое гнусное дело. Хотя может быть и наоборот. С появлением ПЛМ [12] совершить поездку туда и обратно можно без всяких затруднений.
Но, без сомнения, это один и тот же человек. Одна и та же картина!
Поем того как я получил твое письмо, я навел кое-какие справки. Полицейские не найти ничего нового. Впрочем, поскольку речь шла всего лишь о похищении трупа, который был возвращен обратно в могилу, они особо и не суетились — все же они имели дело не с убийством. Но теперь, надеюсь, все изменится. Я показал им твое письмо, так что они наверняка проявят больше усердия. Свяжутся ли они со своими парижскими коллегами? Я не знаю, как работает весь этот механизм, но, во всяком случае, теперь они возьмутся за дело всерьез.
Со своей стороны могу сообщить, что я тоже кое-что узнал, пока разъезжал по всей округе, навещая пациентов. У нас тут, в глубинке, деревенский врач всегда в курсе всех местных новостей. Кажется, нашего «художника» кое-кто преждевременно спугнул. Сын одной моей пациентки, мальчишка лет двенадцати, однажды играл в парке, примыкающем к тому самому особняку. И увидел, что окна на первом этаже, выходящие в парк — это были окна гостиной, — распахнуты настежь. Он удивился, поскольку знал, что в это время года там никто не живет. Когда его мать мне об этом рассказала, я сначала не обратил на это особого внимания. Но потом мне это показалось странным: если преступник был в доме, зачем ему понадобилось распахивать окна, рискуя привлечь внимание? Так и получилось. В результате ему, скорее всего, пришлось покинуть это место раньше, чем он рассчитывая. Иначе почему он оставил в гостиной все как есть?
Я спросил маленького Эдмона, не видел ли он там еще чего-нибудь необычного. Но он сказал, что в одиночку побоялся подойти ближе. Думаю, он правильно сделал, проявив такую осторожность.
Но зачем же, в самом деле, преступнику понадобилось открывать все окна? Ради освещения? Но в гостиной я заметил множество масляных ламп, их света наверняка было вполне достаточно, тем более днем. Чтобы выветрился трупный запах? Но на тот момент он был еще не слишком сильным…
Так или иначе, этот случай — как раз для нашего друга Роша. Но если полиция схватит преступника, то сомневаюсь, что у Роша будет возможность его исцелить. Разве что уже после гильотины, но такое лечение вряд ли будет эффективно…
Я смотрю, моя свеча вот-вот догорит. Я очень рад возобновить с тобой контакт. Правда, повод к тому был довольно мрачный. Но, во всяком случае, мне очень интересно было бы узнать, чем это все закончится.
Обязательно держи меня в курсе дела!
Преданный тебе,
Марсель Террас.
Жан в задумчивости сложил листки. Итак, что нового Марсель ему сообщил?.. «Случай для нашего друга Роша»… Здесь они оба, не сговариваясь, пришли к одному и тому же заключению. Но в другом случае Марсель ошибся: даже если автора преступления действительно спугнули раньше времени, не из-за этого он оставил в доме все как есть — аналогичная картина в Отей тому доказательство. Он с самого начала намеревался так и сделать. Он хотел, чтобы его «шедевр» увидели, чтобы о нем все узнали. Что касается распахнутых окон, Жан тоже не мог понять, зачем преступнику это понадобилось.