— Все будет хорошо, профессор. Вы попра…

Кляйнман взметнул руку, ухватил Дэвида за ворот рубашки.

— Слушай… Дэвид. Ты должен… осторожно теперь. Помнишь статью? Нашу совместную? Помнишь?

Дэвид не сразу сообразил, о чем говорит профессор.

— Когда я был студентом? «Общая теория относительности в двумерном пространстве»? Эту?

Профессор кивнул:

— Да, да… ты был близко к истине… очень близко. Меня не станет… могут прийти к тебе.

Дэвид почувствовал в животе странное покалывание.

— О ком вы говорите?

Кляйнман сильнее стиснул воротник.

— У меня… есть ключ. Мне Herr Doktor… сделал этот дар. Я передаю… тебе. Сбереги… сбереги надежно. Не давай… не давай им. Понимаешь? Никому!

— Ключ? О чем…

— Нет времени! Слушай! — С неожиданной силой Кляйнман притянул Дэвида к себе. Губы старика говорили прямо в ухо: — Запомни… числа. Четыре, ноль… два, шесть… три, шесть… семь, девять… пять, шесть… четыре, четыре… семь, восемь, ноль, ноль.

Произнеся последнюю цифру, профессор отпустил воротник Дэвида и упал ему на грудь.

— Повтори… повтори последовательность.

Дэвид был в полной растерянности, но повторил. Приблизив губы к уху Кляйнмана, он произнес цифры в том же порядке. Хотя с уравнениями квантовой физики у него получалось плохо, зато длинные строки цифр запоминались легко. Старик кивнул.

— Хороший мальчик, — тихо сказал он в рубашку Дэвиду. — Хороший.

Сестра встала у тележки с приборами, готовясь к интубации. Дэвид увидел, как она берет какой-то инструмент вроде серебряной косы и длинную пластиковую трубку с черными засечками по длине. Вот это сейчас засунут профессору в горло, подумал он — и тут почувствовал на животе что-то теплое. Он посмотрел вниз. По его рубашке тянулась вязкая розовая струйка, свисающая изо рта Кляйнмана. Глаза старика были закрыты, бульканье в груди стихло.

Когда прибыл ординатор отделения «скорой помощи», он первым делом выставил Дэвида за дверь и вызвал бригаду реанимации. Вскоре кровать Кляйнмана была окружена полудюжиной врачей и сестер, пытавшихся вернуть профессору жизнь, но Дэвид знал: это безнадежно. Ганс Кляйнман окончил свой земной путь.

В коридоре его тут же перехватили Родригес и двое патрульных. Детектив, все еще держащий в руке «СуперПолив», изобразил на лице сочувствие и протянул автомат Дэвиду.

— Ну как, мистер Свифт? Он что-нибудь сказал?

Дэвид покачал головой:

— Мне очень жаль. Он то и дело отключался… в общем, бессмыслица.

— Ладно, но что он все-таки сказал? Это было ограбление?

— Нет. Он сказал, что его пытали.

— Пытали? Зачем?

Дэвид не успел ответить — из коридора донесся голос:

— Эй, там! Всем стоять на месте!

Это крикнул высокий, румяный, с толстой шеей человек, подстриженный под бокс и одетый в серый костюм. По бокам от него шли еще двое бывших игроков задней линии примерно того же вида, и шагали они все трое быстро и решительно. Подойдя к копам, тот, что в середине, вытащил из кармана документы и сверкнул значком.

— Агент Хоули, ФБР, — объявил он. — Это вы работаете по делу Кляйнмана?

Жирный сержант и тощий стажер шагнули вперед, встали плечом к плечу с Родригесом.

— Да, это дело в нашем ведении, — ответил детектив.

Агент Хоули махнул рукой одному из своих спутников, и тот направился в отделение травматологии. Хоули снова полез в карман и вытащил сложенное письмо.

— Дело переходит к нам, — заявил он, передавая письмо Родригесу. — Вот полномочия от офиса федерального прокурора.

Родригес развернул письмо, прочел и нахмурился.

— Чушь собачья. Тут не ваша юрисдикция.

— Если у вас есть жалобы, можете подать их федеральному прокурору.

Дэвид глядел на агента Хоули, а тот поворачивал голову влево-вправо, с непроницаемым видом оглядывая коридор. Судя по акценту, он был точно не из Нью-Йорка. Скорее сельский парнишка из Оклахомы, пообтесавшийся в смысле произношения в корпусе морской пехоты. Интересно, почему этот суровый фэбээровец так заинтересовался убийством физика на пенсии. И снова закололо в животе иголочками.

Будто ощутив состояние Дэвида, Хоули показал на него.

— Это кто такой? — спросил он у Родригеса. — И что он тут делает?

Детектив пожал плечами:

— Кляйнман просил его привезти. Его зовут Дэвид Свифт. Они только что закончили разговор, и он…

— Бога мать! Вы позволили этому человеку говорить с Кляйнманом?

Дэвид поморщился. Ну и дубина он, этот агент.

— Я пытался помочь, — пояснил он. — Если бы вы на секунду заткнулись, детектив бы вам объяснил.

Хоули резко отвернулся от Родригеса, прищурился и шагнул к Дэвиду:

— Вы физик, мистер Свифт?

Агент угрожающе навис над ним, но Дэвид ответил ровно и уверенно:

— Нет, я историк. И называйте меня доктор Свифт, если не трудно.

Пока Хоули пытался переиграть Дэвида в гляделки, вернулся агент, посланный в отделение травматологии. Он подошел к Хоули, что-то шепнул ему на ухо. На долю секунды губы Хоули стянуло гримасой, но тут же лицо его снова сделалось непроницаемым и каменным.

— Кляйнман умер, мистер Свифт. А это значит, что вы поедете с нами.

Дэвид чуть не рассмеялся.

— С вами? Ну это вряд ли.

Но не успел он договорить, как третий агент ФБР оказался у него за спиной, дернул ему руки назад и защелкнул на запястьях наручники. Звякнул об пол выпавший из рук «СуперПолив».

— Вы что делаете? — заорал Дэвид. — Я арестован, что ли?

Хоули не дал себе труда ответить — схватил Дэвида за руку выше локтя и развернул. Агент, который надевал на него наручники, подхватил с пола «СуперПолив», держа на вытянутой руке, будто настоящее оружие. Все три фэбээровца повели Дэвида по коридору, быстро минуя остолбенелых врачей и сестер. Дэвид обернулся через плечо на детектива Родригеса и его людей, но те тоже стояли столбом.

Один из агентов вышел вперед и открыл дверь на лестницу — Дэвид был слишком напуган, чтобы протестовать. Его быстро потащили к пожарному выходу, и он вспомнил, что сказал профессор Кляйнман всего пару минут назад. Это был отрывок знаменитой цитаты из Юлиуса Роберта Оппенгеймера, другого великого физика, который работал с Эйнштейном. Эти слова пришли ему на ум, когда он был свидетелем испытания первой атомной бомбы.

«Ныне стал я Смертью, разрушителем миров».

Глава третья

Саймон сидел за рулем своего «мерседеса» и играл в тетрис на сотовом телефоне, поглядывая одним глазом на экран, а другим — на вход в больницу св. Луки. Тетрис для таких случаев — игра идеальная: занимает, но не отвлекает внимания от работы. Щелкая по кнопкам телефона, Саймон легко раскидывал кубики тетриса по местам, не спуская глаз с машин, подъезжающих к отделению «скорой помощи». Спокойный, но внимательный, он смотрел на автомобили на Амстердам-авеню как на большие кубики тетриса — квадраты и буквы «Т», зигзаги и буквы «Г», — спускающиеся по темнеющей улице.