Закрывая досье, доктор Ломан вздохнула. Инстинкт самосохранения спасал и в более серьезных случаях душевной болезни, и легче отрезать себе ухо и нос, чем части гениталий.
Чтобы отвлечься, она достала фотографию дочерей. Она рассматривала ее некоторое время, что-то ища в их позах, в выражении лиц… Подтверждения того, что она знала. Анжелика прямая и серьезная, ноги в воде. Эмма смотрит не в объектив, а на мокрые ступни. Доктор Ломан положила фотографию в ящик, незаметный для людей, которых она принимала в своем кабинете.
Их Служба всегда считалась передовой: большинство пациентов выписывалось через пару-тройку месяцев, тогда как несколько десятилетий назад их ждала бы смерть. От потока больных иногда кружилась голова. Доктору Ломан виделся корабль, севший на мель: судно тонет, и нужно затыкать пробоины.
Выключая свет, она подумала, что хорошо бы принять дозу транквилизатора, назначенного Данте — она уже называла его Данте, так было удобней.
По другую сторону запертых дверей Данте, вероятно, готовился провести свою первую ночь в изоляторе. В этот июньский день ему оставалось три часа до наступления темноты.
Стоя в безопасности за плексигласовым пюпитром и всем своим видом опровергая пословицу, что сапожник ходит без сапог, Жильбер Мосс служил лучшей рекламой своему ремеслу: в сорок шесть он по-прежнему выглядел невероятно молодо. Некоторые его коллеги пренебрегали своей внешностью, предпочитая тратить силы на жен, которые преображались с ловкостью, с какой дизайнер оформляет собственную квартиру, однако Мосс не мог применить свое искусство к жене, ибо та не испытывала в этом необходимости.
Результат его омоложения: лишь несколько «гусиных лапок» у глаз, две морщины, окаймляющие рот, и слегка дряблая кожа между адамовым яблоком и подбородком. Но двадцать лет назад ему приходилось сообщать свой возраст тем, кому его юный вид не внушал достаточного доверия, чтобы лечь на операционный стол.
Из глубины зала, куда Сюзанна проскользнула, чтобы ее поздний приход не был замечен, она почти с удивлением смотрела на человека, с которым делила свое существование последние двадцать лет.
Она поняла, что выступление закончилось, когда послышались аплодисменты и все присутствующие направились в буфет. Она видела, как ее муж спустился с возвышения и его тотчас обступила толпа.
Она потихоньку рассмеялась. Не мог он так измениться. Просто он стал таким, каким всегда хотел быть. И он никогда не делал тайны из своих амбиций, а она не сомневалась в его решимости добиться своего.
— Можно узнать, кто заставил тебя смеяться в одиночестве?
Знакомый голос. Гнусавый и громыхающий, голос человека, который не сомневается: то, что он говорит, интересно и слушатели будут внимать, не пропуская ни слова, как бы медленно он ни говорил. Сюзанна повернулась и увидела Фонтана, адвоката мужа.
Правосудие и скальпель.
Она бросила на Фонтана оценивающий взгляд. Любитель тяжелой атлетики, объедается протеинами и улаживает для клиентов-бизнесменов судебные разбирательства, на деле граничащие с бандитизмом. Железные мускулы и подозрительные связи: кое-кто даже спрашивал себя, не использует ли Фонтана незаконные методы, чтобы добиваться для своих клиентов благоприятных судебных решений. Словом, он имел одну общую с Сюзанной особенность — одновременно жил в двух диаметрально противоположных мирах. И за пределами здания суда, где Сюзанна часто с ним пересекалась, он редко расставался с улыбкой, которая могла раздражать некоторых его так называемых респектабельных клиентов. На его губах она означала, что он расценивает их ненамного выше уголовников. Его приплюснутый нос и густые брови, скрытые плоскими дугами очков, диссонансом выделялись среди лиц других гостей.
— Ты не находишь, что они думают, будто находятся на конгрессе актеров американских сериалов? С этим их искусственным загаром и фальшивыми кудрями… Они бы неплохо смотрелись в «Дерзких и красивых». [3]
— Новая модель господствующего класса, моя дорогая. Однако им ты предпочитаешь своих подопечных… — сказал он, вопросительно глядя на нее.
Он знал, что она ответит. Хотя Сюзанна и не высказалась прямо:
— Сегодня во второй половине дня я получила нового пациента, который пытался отрезать себе ухо и нос. Если они все так будут поступать, Жильберу придется закрыть дело.
— Ухо и нос, говоришь? В девятом круге ада Данте описал некоего Пьера да Медичина, которому не хватало уха и носа.
— Данте? Я посмотрю. Это прозвище моего пациента.
— Знаток Данте? — Фонтана поднял брови.
— Сомневаюсь. Пока ничего не известно. Я видела его всего несколько минут.
— Слишком крутое чтение для наших дней.
— Некоторые мои пациенты могут углядеть в этом форму мистицизма.
Сюзанна почувствовала руку на своем плече. Она обернулась. Жильбер. «Боттичелли скальпеля», как его прозвали, способный превратить содержательницу публичного дома в Лолиту. Но Лолиту, обреченную снова и снова проходить через его руки. Получалась своего рода Золушка: пропустит свое время — и превратится в бабушку. Способ удержания клиентуры, которая платила ему регулярную ренту.
— Где ты была во время доклада?
— В глубине зала, на своем месте.
— Ты опоздала?
— Он мне все прочитал вчера вечером перед сном, — пояснила она Фонтана. Потом, обращаясь к Жильберу: — Я опоздала, потому что занималась с Эммой. Читали миф о Минотавре.
— В ее возрасте? Ты мне испортишь малышку.
Она улыбнулась в ответ.
Жильбера сопровождала одна из его клиенток — ее нос, губы и даже кожа служили ему рекламой, в то время как голос заметно не соответствовал лицу.
— Анна-Мари, познакомьтесь с моей женой. И моим адвокатом. Я бы удивил их обоих, говоря о разводе.
Сюзанна пожала плечами. Крупная женщина вежливо рассмеялась:
— Но с магом не разводятся! Однако, если такое случится, я непременно этим воспользуюсь.
— Не сомневаюсь. Всё от Жильбера?
Женщина вначале не поняла, а потом воскликнула:
— О! Кроме носа!
— Извините, я вас покидаю, — сказал Жильбер перед тем, как исчезнуть.
Фонтана ушел еще раньше. А женщина, казалось, решила не отпускать Сюзанну.
— Я начала с носа. Потом губы. Начав, невозможно остановиться.
— Именно поэтому я никогда не начинала.
— Это вас не соблазняет?
— Я знаю моего мужа. Я бы очень не хотела попасть к нему в руки. Но успокойте меня — вы считаете, мне это действительно необходимо?