— Я ее не подставлял. Я давно отошел от дел.
— А откуда ты знаешь, что не вернешься?
— Просто знаю. Это не вопрос.
— Именно что вопрос! Ты — убийца. А такое не проходит.
— Не проходит? Никогда? Я навсегда останусь убийцей, а она всегда будет дочерью убийцы? Так?
— Мир, в котором ты живешь…
Он перебил ее:
— Говорю тебе: все, я завязал, вышел из дела. Поверь.
Мэдлин не ответила.
После паузы Лукас спросил:
— Ты и правда могла подумать, что если бы вам угрожала хоть какая-то опасность, я бы приехал?
Она всплеснула руками.
— Я не знаю, что мне думать! И что мне делать! Джинн выпущен из бутылки. Теперь, если я буду ей запрещать, то стану плохой матерью. Я!.. Неужели не мог подождать еще несколько лет?
Лукас не ответил, потому что не видел в этом особого смысла. Он и так слишком долго ждал.
Какое-то время они сидели молча, потом Мэдлин сказала:
— Предлагаю дать Изабелл время на обдумывание. Если она все-таки решит, что хочет встречаться с тобой, придется это как-то урегулировать. Можно договориться через наших адвокатов.
— Адвокатов!.. Да не нужны нам адвокаты! Неужели мы не договоримся сами?
— Нет. Вероятно, Изабелл хочет, чтобы ты стал частью ее жизни, но я не хочу, чтобы ты стал частью моей. Если я попрошу тебя оставить нас в покое, это ведь не слишком много?
— Слишком.
Она бросила на него удивленный взгляд. Какое право он имеет так отвечать?
— Может быть, я и не появлялся только потому, что думал — ты замужем. Я не мог себе этого позволить. Сожалею, что это с ним случилось, но, Мэдлин, я вернулся сюда не только ради Изабелл.
Она искоса посмотрела на него и сказала:
— Довольно самонадеянно с твоей стороны. — Потом как-то погрустнела и добавила: — Я очень любила Лорана. Нам его не хватает.
— Тогда ты должна понять мои чувства.
— О, пожалуйста, не надо!..
— Почему не надо? Я ведь не напрашиваюсь. Мне не нужно… — Он так и не придумал слово, обозначающее то, что ему не нужно. — Ты — единственный человек, которого я любил, ты — единственный человек, который любил меня. Вряд ли это для тебя важно: с какой стати? Однако от правды не уйти.
Мэдлин улыбнулась. Казалось, она была тронута.
— Нет, важно. Ведь я действительно тебя любила. И мне столько лет удавалось тебя ненавидеть за правду о том, кто ты есть. То, кем ты был, и было правдой.
— Кем я был, — сказал Лукас с нажимом. — Ты до сих пор ненавидишь меня?
Мэдлин вздохнула, и этот вздох должен был предполагать, что продолжать нет смысла, что в ее жизни произошло слишком многое.
Ему хотелось утешить ее, положить руку на плечо, но он сдержался.
— Тогда мы можем остаться друзьями? Это все, чего я хочу: иметь возможность поговорить с тобой, находиться в одной комнате. Господи, просто быть в одной комнате с тобой!.. Как друг.
Несколько секунд Мэдлин качала головой, о чем-то раздумывая, потом сказала:
— Я никогда больше не полюблю тебя. Ты понимаешь?
— Конечно.
Она все еще не могла решиться дать согласие.
— Где ты сейчас живешь?
— В Швейцарии.
Мэдлин рассмеялась:
— Что?.. Ты всегда выбираешь для жизни те места, где не говорят по-английски.
— Мне нравится, когда можно молчать по уважительной причине.
Она снова рассмеялась, больше из вежливости, как на первом свидании. Потом отбросила прядь волос с лица, и он заметил обручальное кольцо на ее пальце.
— А как ты? Наверное, в последние годы тебе пришлось несладко.
— Да, ты прав, — сказала Мэдлин и посмотрела на приборную панель. — Нельзя ли включить обогрев? Очень холодно.
— Не работает. Машина из проката — нужно было сразу ее вернуть.
Она взглянула на дефлекторы обогревателя, как будто они ее раздражали, потом в упор посмотрела на Лукаса. Во взгляде Мэдлин читалось раздумье, и его охватило нетерпение: ведь он знал, о чем она думает.
— Люк, я больше не стану требовать обещаний, но я не смогу вынести, если дети снова будут страдать. Я не в силах…
Он поднял руку и приложил палец к губам Мэдлин, чтобы остановить ее слова и ее страхи. Это прикосновение пронеслось по нервам, как будто открылся прямой контакт настоящего с прошлым, а все, что случилось в промежутке между ними, вычеркнуто.
Лукас опустил руку, а Мэдлин закрыла глаза. Потом сказала:
— Ладно. Можешь зайти.
В голосе Мэдлин звучала неуверенность, словно она все еще раздумывала, правильно ли поступает. Наверное, пройдет еще немало времени, прежде чем ответ будет найден.
Они вышли из машины и направились к дому, к единственному символу семьи и очага, который Лукас мог представить.
Он выходит из тьмы с женщиной, которую любил полжизни. И он счастлив: ведь даже если это всего лишь первый шаг, уже ясно, что одиночеству конец. Человек, который многие годы стремился к абсолютной изоляции, сегодня утром прекратил свое существование.
Можно сказать, умер.
Подходя ближе, Дэн увидел, что за прилавком снова стоит знакомая продавщица. Она тоже его заметила и помахала рукой.
— Где ты была, Венди? — спросил Дэн. — Похоже, я не так приятно провел это время, как ты.
— В отпуске, — улыбаясь, ответила Венди. — На Канарах!..
— Классно. А мне «Сидней морнинг стандард», пожалуйста.
Она громко рассмеялась. Занятно: одна и та же шутка всегда вызывала одну и ту же реакцию.
— «Ивнинг стандард» — или ничего!
— Тогда давай «Ивнинг стандард». Что слышно в мире?
Венди показала ему первую страницу.
Дэн увидел фотографию Эллы Хатто.
Венди начала читать:
— «Бездомные собаки и безнадежные раковые больные получат помощь благодаря крупнейшему в истории наследству, оставленному на благотворительные цели. Согласно воле убитой Габриэллы Хатто, все ее состояние, насчитывающее несколько сотен миллионов фунтов стерлингов, завещано различным благотворительным организациям». — Она подняла глаза от газеты. — Что ты об этом думаешь?
Было не совсем понятно, что именно она хотела услышать: мнение Дэна по поводу того, как она выразительно читает, или по поводу занимательного факта.
— Довольно интересно. Уже известно, кто это сделал?
Венди пожала плечами, словно говоря, что вопрос-то глупый.