Двоюродный брат Льва Джулио – кардинал, естественно, – постоянно вьется вокруг, ластится ко Льву в надежде получить еще бенефиции и наделы; но втайне он его презирает. Но если такая его дерзость – тайна, слышу я, как вы говорите, то откуда ты о ней знаешь? Ну, вообще-то это не самая глубокая и темная тайна (разве только для Его Святейшества самого), к тому же я однажды ночью в коридоре папских апартаментов подслушал, как Джулио обсуждал с Лоренцо, племянником Его Святейшества, сколько будет стоить то, чтобы обеспечить папство себе, когда Лев предстанет с долгими объяснениями перед Господом, и как это все можно устроить. Я слушал их, оставаясь незамеченным, – одно из преимуществ быть карликом заключается в том, что вы менее заметны, особенно в темноте: в темноте люди смотрят обычно прямо перед собой, а не вниз. Их разговор не оставлял сомнений в том, что Джулио и Лоренцо рассматривали Льва просто как временный источник доходов. Они вполне отчетливо выразили свое возмущение его сексуальными наклонностями и привычками, я не буду приводить здесь их комментарии, из уважения к Его Святейшеству. Кроме того, от лицемерия Джулио просто перехватывает дыхание, если принять во внимание то, что Его Высокопреосвященство уже многие годы направо и налево перепихивается с дамами римских патрицианских родов и все же находит время и для симпатичного молодого человека, чтобы вставить (как буквально, так и хронологически, если понимаете, что я имею в виду). На следующее утро он снова был тут как тут, снова стелился по папской спальне, источал обаяние и истекал лестью. Я его презираю. Его Святейшество достоин лучшего. Однако подробнее я напишу об этом подлом интригане чуть позже.
Только, пожалуйста, не надо считать Льва доверчивым человеком только из-за того, что кузен обманывает его, притворяясь преданным, – он далеко не таков; но это очевидная истина: сердце более склонно обманываться, чем голова. Его Святейшество во всех прочих отношениях – человек глубоко проницательный. Я вспоминаю, например, случай с чудотворной иконой. Это была живописная работа на религиозную тему, выполненная темперой на дереве и инкрустированная золотом, одна из тех, что очень популярны среди восточных схизматиков. Привез ее Льву один венецианский купец с безупречными на вид рекомендациями, который сообщил папскому двору, что приобрел икону за баснословную цену у одного оттоманского торговца, который в свою очередь купил ее у близкого родственника некоего халифа, который… и так далее. Он рассказал нам, что история у нее долгая и захватывающая, что она то таинственно исчезала, то появлялась, что с ней связаны чудесные исцеления, тайные сговоры и даже ограбления и убийства. Он сказал, что считается, что эта икона, Theotokos orans, Божия Матерь за молитвой, написана самим евангелистом Лукой. После этого рекламного пустозвонства он быстро перешел к сути: он потребовал триста дукатов. У некоторых присутствовавших членов двора от такой цены вырвался возглас удивления, хотя (в чушь про святого Луку, конечно, никто не поверил) нельзя было отрицать, что икона была действительно превосходна.
Лев откинулся на спинку своего золоченого кресла. Ноги его почти доставали до алого бархата скамеечки для ног, он подпер пухлой ладонью свои многочисленные подбородки. Но вот Лев медленно, хитро и довольно улыбнулся.
– Нет, – сказал он.
У двора снова вырвался возглас удивления, а бледный, надменный купец нахмурился.
– Ваше Святейшество отвергает такое древнее произведение? Изображение Богоматери с такой славной родословной, не исключена даже вероятность, что сам святой Лука исполнил эту работу?
– Нет, – снова сказал Лев. – Я не отвергаю это чудо. Я отвергаю то, что предлагаешь мне ты.
– Но Ваше Святейшество… ведь для вящей славы Святой Римской Церкви…
– Уведите его. Пусть в заточении охладит восторг от своих товаров. Я не имею в виду монашеское заточение. Увести!
Протестующего купца увели. Больше я его не видел; думаю, что другие его тоже не видели, а икона до сих пор стоит на столике рядом с кроватью Льва.
Потом, когда мы остались одни, я спросил его:
– Но почему? Ведь это же была прекрасная работа!
– Действительно прекрасная, – ответил Папа, – но стоит она не больше тридцати дукатов. Сделали ее не раньше, чем пятьдесят лет назад. Может, она и старше, но уж никак не древняя реликвия, за какую выдавал ее тот алчный подонок.
– Но, Ваше Святейшество, как вы определили?
Лев вздохнул и положил свою пухлую руку на мое узловатое плечо; я терпеть не могу, когда кто-нибудь трогает меня рядом с горбом, кто-нибудь, кроме него.
– Ты видел когда-нибудь святую плащаницу Господа нашего? – спросил он.
– Льняное полотно, в которое было завернуто тело Иисуса и на котором отпечаталось его изображение?
– Да.
– Не видел.
– Там есть пятно крови – ручеек, – он просачивается от его волос, в центре лба. Кровь, как мы предполагаем, от тернового венца, врезавшегося в его бедную голову. Этот чудесный образ ручейка крови восточными иконописцами был по ошибке принят за прядь волос, и ты увидишь это на всех поздних изображениях Господа. Именно на поздних изображениях в восточной манере. Ты видел эту прядь на иконе, которую нам показали и которую пытались выдать за такую древнюю?
– Видел, Ваше Святейшество.
– Следовательно?
– Следовательно, она не древняя…
– Во всяком случае, не такая древняя, как пытался убедить нас тот ворюга. Действительно красивая работа, но на Востоке их можно найти повсюду.
– Ваше Святейшество меня поражает!
– Мой дорогой Пеппе, возможно, я не такой тупой, каким кажусь.
Вообще-то нам часто досаждали самого разного рода хитрые, сомнительного вида типы, которые пытаются втюхивать всевозможные реликвии: флакон с молоком Пресвятой Девы, стружки из мастерской святого Иосифа, одну из грудей святой Агаты (по цвету и текстуре похожую на чернослив. «Должно быть, она была очень небольшой женщиной», – весело заметил Его Святейшество), стрелу, пронзавшую плоть святого Себастьяна, и самое нелепое, на мой взгляд, это лобковые волосы святого английского цистерцианца Элреда из Риво – вероятно, выдернутые одним из многочисленных, так сказать, особых друзей, которыми он обзавелся, живя в том монастыре. Эта последняя реликвия безмерно заинтересовала Льва. Так как он вообще очень любил Элреда и прочел De Spirituali Amicitia с огромным удовольствием, он отдал за нее кругленькую сумму. Не знаю, что стало с этой реликвией, она такая маленькая и легкая, что, вероятно, трудно было за ней проследить. Даже Лев не дошел до того, чтобы положить лобковые волосы на шелк, поместить в золотой ковчежец и повесить на стену в своей часовне, где находился весь остальной благочестивый хлам.
– Исключительно для личного поклонения, – заметил он мне стыдливо.
Некоторые не имели при себе никакого товара, кроме утверждений о собственных талантах: «Я превращу свинец в золото, Ваше Святейшество», или: «Меня всюду сопровождает ангел, Ваше Святейшество, и за небольшое финансовое вознаграждение я могу попытаться материализовать его для вас…» и даже: «Будущее людей для меня – открытая книга!»