— Что приводит к тому, — прервал я, — что я хочу ее! Я должен ее получить!
Доктор Фрейд, пошатываясь, встал с кресла.
— Успокойтесь, Хендрик! Очевидно, что девочка презирает вас.
— Не менее очевидно, что она не девочка, и уж подавно не тринадцатилетняя. Она молодая женщина. Я бы сказал, ей не меньше двадцати.
— Почти наверняка.
— И что это за чушь насчет вечного первого числа?
— Боюсь, что не знаю. Я бы приписал это душевной нестабильности девочки — молодой женщины — если бы сам граф не сказал нам, что ей тринадцать. Быть может, это разновидность массового психоза. Чрезвычайно интересно.
— Только не для меня.
— О?
— Другое проявление этого массового психоза состоит в том, что все считают меня экспертом по пению йодлем.
— Ах, вот в чем дело.
— Да, в этом. И как же, черт возьми, мне со всем этим развязаться?
Пожилой джентльмен снова опустился в кресло и вздохнул.
— Просто заставьте их сделать вашу работу за вас, — сказал он.
— То есть?
— Это прием, который мы с моими друзьями-студентами использовали, когда сталкивались viva voce [38] со старым профессором Габриелем. Боже мой, его устные экзамены были просто ужасны!
Доктор радостно потер свои пятнистые руки и весело хихикнул.
— Помню один случай…
— Слушайте, так что там насчет этой техники?
— Она основана на принципе ответа вопросом на вопрос, когда вы не знаете, какого ответа от вас хотят.
— И?
— И — начните выступление с практической демонстрации, которую все ждут с таким нетерпением. Только, вместо того чтобы проводить ее самому, предоставьте это вашей аудитории, не вызвав у них ни малейшего подозрения.
— И, позвольте спросить, как я это сделаю?
— Скажите им, что, прежде чем вы продемонстрируете совершенный стиль и искуснейший способ исполнения, вы хотите, чтобы они сами поняли, насколько несовершенны общепринятые стиль и исполнение. Позвольте им спеть первыми. Не сомневаюсь, что, так как никто из присутствующих не будет иметь ни малейшего понятия о том, как это делается, ваши последующие рулады покажутся безупречными. Ну, а после вам останется только импровизировать.
Я схватил доктора Фрейда за руку и горячо потряс ее.
— Ваш совет потрясающ! — воскликнул я. — Действительно, кажется, вы спасли меня от катастрофического унижения! Я поступлю именно так, как вы сказали, доктор Фрейд. Спасибо, спасибо вам!
Доктор Фрейд был явно доволен собой.
— Быть может, вы еще произведете огромное впечатление.
Он оказался прав, я его произвел. Только совсем не в том смысле, в каком мы могли ожидать.
Одолженный графом полосатый костюм сидел так себе, но его явно сшили еще в дни относительно стройной графской молодости, поэтому результат получился вполне приемлемым. Галстук украшала пара отвратительных пятен, которые я с трудом оттер холодной водой. Мне было жаль расставаться с юбкой — я не только привык, я успел полюбить ее; однако не стоило появляться в ней на столь блестящем, как все уверяли меня, вечере, где ожидалось присутствие множества высокопоставленных лиц и церковных деятелей. Глухой, тошнотворный ужас незнания собственного имени и местонахождения постепенно угасал, ему на смену пришло оцепенелое смирение; кроме того, я не был одинок в своем недоумении — доктор Фрейд и гнусный Малкович тоже не имели ни малейшего понятия о месте своего пребывания. Или я просто — могло ли такое произойти на самом деле? — медленно, но верно убеждал себя в том, что меня действительно зовут Хендрик и я поистине ведущий специалист в искусстве пения йодлем? Возможно, это было вовсе не так глупо, как звучало, ведь хотя бы немного верить в то, что ты кто-то, в тысячи раз менее болезненно, чем твердо знать, что ты никто.
Все эти размышления, конечно же, вовсе не означали, что, когда пробило семь, а потом и полвосьмого, я полностью расслабился и прогнал прочь мрачные предчувствия. К большому огорчению графа, я настоял, чтобы обед подали в мою комнату, объяснив, что перед любым профессиональным мероприятием мне необходимо не менее двух часов полного одиночества. Что же касается самого «мероприятия», совет доктора Фрейда и впрямь казался весьма осмысленным, поэтому я собирался всецело следовать ему.
Внезапно в дверь постучали, и в комнату влетел граф Вильгельм.
— Ну что ж, мы готовы! Съели ваш сэндвич? Какая жалость, что вы пропустили обед миссис Кудль! Она приготовила Salad Alice [39] , Pigeonneaux en Papillote [40] , Sole Bercy [41] , Coeur de Filet Schloss Fluchstein [42] , Sorbet aux Pones [43] …
— Спасибо, что сообщили.
— Честно говоря, идея с сэндвичем принадлежала мне. Когда вы сказали, что нуждаетесь в одиночестве, я подумал, что вы подготавливаете нервы и что лучше не давать вам ничего трудноперевариваемого. Мы же не хотим, чтобы вас вырвало прямо на городских знаменитостей? Ха, ха!
Я так и не смог решить, была ли это искренняя забота со стороны графа или просто злой умысел. Правда, если вспомнить его неприкрытое разочарование, стоило мне сказать, что я не приду на обед, склоняюсь к мысли, что последнее.
Он похлопал меня по плечу своей мясистой, наманикюренной рукой.
— Ну что ж, мой мальчик! Мы готовы? И я пошел за графом.
Бальный зал оказался действительно огромным. Что удивило меня: ведь, несмотря на претенциозное название, замок Флюхштайн представлял собой всего лишь большую виллу. Высокие, до полу окна закрывали багряно-персиково-розовые портьеры с золотыми кисточками; с потолка спускалась внушительная электрическая люстра, кроме того, вся комната была уставлена свечами в затейливых серебряных подсвечниках; в одном конце зала возвышался помост, с обеих сторон убранный цветами, а рядом стоял маленький столик красного дерева, и на нем — бокал с водой. Здесь собралось множество народу — кажется, не осталось ни одного свободного места — и когда я вошел, сопровождаемый графом Вильгельмом, чья рука по-прежнему фамильярно покоилась на моем плече, я услышал громкое гудение оживленных разговоров.