При воспоминании о том, как он изменился в лице, невольная дрожь пробежала у меня по спине от поясницы до затылка. Какое удручающее было ощущение: словно неведомо откуда взявшееся облако набежало на солнце и мир вокруг мгновенно поблек, лишившись красок.
«Ребекка была его подругой, а быть может, и возлюбленной, — говорила я себе. — Его желание защитить ее более чем естественно». Удивительно другое — как Ребекке Фишер удалось пробудить в нем такую преданность? Почему один человек счел произошедшее здесь гнусной травлей, а вся деревня — справедливым возмездием?
Несомненно, мистер Уиллер знал что-то такое, чего не знал больше никто, даже всеведущая Морин. На обратном пути я вспомнила слова доктора — и ошейник из кухонного шкафа. Даже после того, как убили ее собачку, чтобы заставить ее уехать! Голос звучал у меня в ушах, полный неприкрытой ненависти к жителям деревни — и, как ни горько это сознавать, также и ненависти ко мне.
Я была расстроена и злилась на себя за это: в конце концов, он всего-навсего сельский ветеринар. Ведь не нажила же я себе врага в лице главаря сицилийской мафии. Покрутив ручку настройки приемника, я нашла популярную мелодию, надеясь с ее помощью смыть тревогу и волнения; зазвучали заезженные рифмы, выражающие пошлые чувства. И отлично: под такую музыку хорошо скакать, она отрицает само существование темных уголков души.
Когда едешь из Уорхема в Эбботс-Ньютон, надо свернуть на едва приметную дорогу, петляющую по склону холма. Над вершиной вы не видите ничего, кроме голубого неба и нескольких плывущих по нему белых облачков, и эта панорама пугает иллюзией, будто вы приближаетесь к краю мира. Но вот вы забрались на холм, едете через живописную густую зелень и уже с половины пути можете отчетливо рассмотреть слева наш с Лиз дом — единственный рукотворный объект в поле вашего зрения. А чуть позже другой, более отлогий холм наполовину скроет его.
Увидев дом, я вспомнила, в каком приподнятом настроении совсем недавно уезжала отсюда. Не стоило мне ездить в Уорхем… Мне вдруг захотелось оказаться на кухне Лиз за чашкой чая и ничего не значащей болтовней. Отличный способ отложить на время встречу с одиночеством и тревогами, поджидающими меня в пустом доме. Увы, не судьба, поняла я, свернув в наш проезд. Как раз когда я искренне желала увидеть зеленовато-голубой «фиат» припаркованным возле дома, его там и не было.
Сумбур мыслей и отсутствие Лиз сделали атмосферу еще более гнетущей. Сокс, наверное, бродил где-то рядом, но все равно у меня было такое чувство, что на много миль вокруг никого и ничего нет. Звук моих шагов, когда я шла к входной двери, звучал громче, чем обычно. Держу пари, в этой абсолютной тишине даже стрекотание кузнечика заставило бы меня подпрыгнуть от страха.
Я открыла дверь. Из прихожей пахнуло холодом и затхлостью, словно в доме несколько недель никто не жил. В голове вновь и вновь прокручивался разговор с мистером Уиллером, словно магнитофонная лента в ночном кошмаре свернулась петлей. Я вслушивалась в слова доктора, пытаясь распознать банальное раздражение, — но слышала только холодное отвращение, смешанное с яростью. В самой мысли, что едва знакомый человек ненавидит вас, есть что-то пугающее, а если вы к тому же не в силах изменить его мнение о вас — и того страшнее. А ну как человек, которого вы почти не знаете, желает вам зла? Тем более что вы сами сообщили ему, где живете. Разумеется, он все вспомнил, ведь это был адрес Ребекки, он сам бывал в этом доме, и не так уж давно, если вдуматься. Он наверняка снимал пальто в этой самой прихожей, а расположение комнат в этом доме, должно быть, знал не хуже, чем в своем собственном.
Я корила себя за мелодраматизм и избыток фантазии. Да, ветеринар разозлился, но чтобы мстить вздумал — это уж чересчур. Однако напряжение не отпускало. Казалось, начинает спадать — и в ту же секунду полный злобы взгляд мистера Уиллера вспыхивал в моем сознании. Знакомый голос меня успокоил бы, но звонить Карлу с рассказом о таком обороте дел?.. Исключено. Хотя бы потому, что он ни сном ни духом не знал о моей намеченной встрече с ветеринаром. Я глянула на часы — всего половина второго, а значит, у Петры почти наверняка обеденный перерыв. Я разыскала номер ее мобильника в записной книжечке у телефона в гостиной, лихорадочно потыкала кнопки и замерла в ожидании, молясь про себя, чтобы подруга по рассеянности не забыла включить сотовый.
Она не забыла; после пятого или шестого гудка я услышала голос — праздничный и беззаботный, голос Петры.
— Слушаю, слушаю, алло!
— Привет, это я. Если не вовремя — скажи сразу.
— Анна! Как я рада тебя слышать! Все в порядке, могу говорить. Я сейчас в офисе, жую сэндвич.
Включив воображение, я попыталась перенестись к ней. Смутный фоновый гул на другом конце линии подсказывал нюансы окружения Петры: сэндвичи из «Бутса» и диет-кола на заваленном бумагами столе, телефонные звонки и разноголосица сотрудников в громадном, суматошном офисе.
— Ну, рассказывай! Как дела?
— В общем неплохо, — ответила я. — Очень даже неплохо. Появилась тема для нового романа, так что ты была права, Дорсет и вправду меня вдохновил!
— Классно, поздравляю! — Дотошная Петра запросто выудила бы из меня все о Ребекке Фишер, но подружку несло на волне радости за меня, радости, которая граничила, но у Петры никогда не перешла бы в зависть. — У вас там сейчас, должно быть, красота, погода роскошная, а в нашем затраханном офисе ну прям как в печке. Джим с Дэном вне себя, собрались писать жалобу и требовать человеческого режима кондиционирования. Джим говорит, в такой температуре даже цыплят выращивать нельзя — если их, конечно, не жарить сразу, ха-ха-ха!
Я звонила Петре в надежде отвлечься от утренних событий, а они, напротив, заслоняли все вокруг. Мне просто необходимо было поделиться.
— Да и тут совсем не идиллия, — неохотно признала я. — Сегодня утром попала в кошмарную ситуацию. Представь, пошла на встречу с местным ветеринаром, который живет недалеко от нас… Надеялась выяснить кое-что для книги. А он решил, что я из любопытства сую нос не в свое дело — я и рта не успела открыть. Короче, отшил он меня.
И слова мои, и тон — все не то и не так. Не отражают моего состояния и даже уводят в сторону, но как описать эту встречу, не прибегая в пустяковой беседе к лексике Эдгара Алана По — ярость, ненависть, ужас.
Возмущенный возглас Петры говорил о том, что она ничего не поняла.
— Вот задница! Форменный параноик. Наплюй ты на него, Анна. Все, что тебе нужно, можно узнать и у кого-нибудь другого, верно?
— Возможно, — без энтузиазма согласилась я. — Очень надеюсь.
— Могу поспорить, так оно и будет. А почему бы тебе не обратиться в Британскую библиотеку? Там собраны все книги и сведения со всего света. А кстати, вы ведь уже обжились на новом месте, не хочешь пригласить меня в гости? До чертиков охота сменить обстановку, устала от Рединга!
— Это было бы здорово! — воскликнула я не только с радостью, но и с мольбой в голосе. Из всех людей в мире, не считая Карла, только Петра могла отвлечь меня от сегодняшнего беспокойства, а то и вообще избавить от него. — Как насчет уик-энда? Приезжай завтра, а?