— А знаете, я даже ее фотографии нигде не видела.
— Так ведь почти ни одна и не появилась в прессе, даже когда репортажи с процесса печатались на первых полосах. Кроме того снимка Ребекки в школьной форме, что кочевал из газеты в газету, ничего больше вы и не могли видеть. — Она встрепенулась, словно что-то припомнив. — Постойте-ка, я сейчас…
Аннет поспешно вышла из комнаты и почти сразу вернулась, держа в обеих руках большую фотографию на пожелтевшем от времени листе картона.
— Я всегда снималась на ежегодных школьных фотографиях. Многие из них давно выбросила. — При этих словах она смущенно улыбнулась. — Боюсь, вы решите, что я не в своем уме, но эту фотографию я так и не смогла выбросить. Снимок был сделан в последний учебный день летнего семестра 1969 года, примерно за месяц до того дня, когда обнаружили тело несчастной малышки Эленор.
Аннет, протянув мне фотографию, стояла за моей спиной, пока я ее рассматривала. На контрастном черно-белом снимке я увидела ровные ряды детей на фоне безоблачного неба; все в накрахмаленных белоснежных блузках, на лицах приклеены улыбки; все глаза смотрят в камеру.
— Вот я, видите, — сказала Аннет, указывая на молодую симпатичную темноволосую женщину, сидящую на левом фланге переднего ряда. — А вот… секундочку… где же Эленор? — Кончик пальца прошелся по снимку и наконец замер на одном из лиц. — Ах да, вот она.
С фотографии на меня смотрела худенькая девочка с милым веснушчатым личиком и вьющимися волосами, заплетенными в косички. Несколько секунд я рассматривала Эленор.
— А где… Ребекка?
Палец Аннет, поднявшись на два ряда вверх, медленно двинулся вправо.
— Вот.
Странно было видеть это лицо, запечатленное в один из самых обычных моментов ее жизни; в нем с трудом улавливалось сходство с тем крупнозернистым портретом, что мелькал на первых полосах старых газет. Обычная девочка, одна из почти сотни других учениц, улыбалась в тот солнечный день по команде раздраженного фотографа. Я все никак не могла оторвать взгляд от ее лица. Аннет, я чувствовала, смотрела на меня доброжелательно, но и недоуменно.
— Будьте так добры, одолжите мне на несколько дней это фото, — попросила я. — Можно? Я сделаю копию и сразу пошлю его вам обратно.
Я была уверена, что услышу «нет», — от страстного желания получить это фото у меня возникло суеверное предчувствие отказа, — но Аннет не колебалась:
— Конечно, берите, Анна. Надеюсь, оно придаст вам вдохновения.
Я столько узнала нового, что буквально кружилась голова. Не так просто оказалось найти слова, чтобы завершить беседу.
— Кажется, вопросов больше не осталось, — наконец произнесла я. — Огромное вам спасибо за неоценимую помощь.
— Да я всего лишь рассказала вам то, что знаю, — улыбнулась Аннет. — Может, вам еще с кем-нибудь хотелось бы поговорить? Многие из тех, кто сейчас живет в Тисфорде, знали Ребекку. И я уверена, что найдется немало таких, кто знает ее лучше, чем я.
— Я буду рада любой информации. Как по-вашему, с кем я могла бы поговорить?
— Ну хотя бы с моей племянницей — она училась на класс старше Ребекки. Мы с ней в большой дружбе, и я не сомневаюсь, что она с удовольствием вам поможет. Конечно, не очень хорошо без ее ведома давать номер ее телефона, но я предупрежу ее загодя о том, что вам можно доверять. Ее зовут Мелани. Мелани Кук. Днем они с мужем оба на работе, так что лучше звонить ей после семи.
— Замечательно! — Я подождала, пока Аннет, открыв записную книжку, черкнула номер племянницы. — Не знаю, как вас и благодарить.
— Ах, оставьте, Анна. И вот еще что: почему бы вам не попытаться разыскать сестер Эленор? Сама я никого из них не знаю, но вряд ли они переехали куда-нибудь далеко. Старшая, Агнесс, вышла замуж за некоего мистера Ога за год до моего выхода на пенсию. (Я записала новую фамилию сестры Эленор.) Думаю, вы скорее найдете ее в телефонной книге по этой фамилии, чем по фамилии Корбетт.
Она замолчала, вдруг опечалившись, словно не просто вспоминала о былом, а жалела о том, что оно безвозвратно прошло.
— Надеюсь, вам это поможет. Должно быть, это глупо с моей стороны, но я по-прежнему надеюсь, что кто-то разберется в том, какой была Ребекка на самом деле, — пусть даже и ради романа. Журналисты превратили ее в совершенно другого человека. По-моему, с целью запугать народ — так мне всегда казалось. И пресса, и телевидение будто сговорились убедить людей, что удел Ребекки Фишер — навсегда остаться чужой для всех.
Пожав плечами, она направилась к двери. Я пошла следом.
— Так оно, полагаю, и будет, — сказала я. — Учитывая ее новое имя и биографию.
— Лично я была против. Не потому, что для нее это слишком хорошо, совсем наоборот — потому что в таком случае она обречена всегда быть кем-то другим. Ей придется остаток свой жизни прожить в маске. Печально, что ни говори. Мне кажется, она всегда, даже в школе, скрывала свои истинные чувства. Оглядываясь назад, я думаю, что никто из нас по-настоящему ее так и не понял.
Пройдя по узкой и душной, забитой вещами прихожей, мы остановились перед дверью; рука Аннет потянулась к дверной ручке.
— Эленор точно поняла, — негромко произнесла я. — По крайней мере, в самом конце.
— Да, да… бедная Эленор. — Она на глазах постарела и сникла, будто под грузом вины. — А как легко и просто позабыть о ней, верно? Ребекка всегда была для всех намного более интересной.
Поездка из Борнмута домой прошла как на автопилоте. Не иначе как по привычке я соблюдала правила движения и повиновалась дорожным знакам, но пейзаж за окнами просто не видела. Ребекка в описании мисс Уотсон не имела ничего общего ни с малолетним монстром из «Дейли мейл», ни с типовым портретом ученицы начальной школы, тщательно составленным директрисой. Ничто в образе Ребекки, который я постепенно для себя создавала, не вписывалось в стереотип: заботливая, одинокая, порочная, властная, вежливая, безжалостная и чистой воды дьявол. Новые подробности и откровения сделали ее еще более загадочной, чем прежде.
Я спрашивала себя, что я подумала бы, окажись в 1969 году в школе Св. Антония непосредственным свидетелем всех событий. Понравилась бы мне Ребекка? А Эленор — понравилась бы? Снимок, который дала мне Аннет, лежал на пассажирском сиденье, и я время от времени искоса поглядывала на него. Всю дорогу я пыталась представить, как развивалось в реальном времени то, что в долю секунды запечатлела для истории эта фотография. После отрывистого возгласа фотографа: «Готово! Всем спасибо!» — ровные ряды вмиг рассыпаются, подружки снова собираются в группки, хихикают, направляясь к школе. Интересно, возвращались ли Эленор и Ребекка вместе? Что за отношения связывали их к тому времени? Может, в тот ясный день Эленор впервые испугалась назойливости Ребекки? Может, Ребекке впервые пришла мысль о том, что месяц спустя она убьет девочку, идущую рядом с ней?