Конец его фразы растворился у меня за спиной, поскольку я уже вошла в гостиную. Знакомая домашняя обстановка превратилась в зону военных действий, весь пол в осколках стекла. «Еще сегодня утром это было нашим домом. Сейчас я проснусь в своей постели и все исчезнет без следа», — подумала я и скривилась: до чего затертый штамп, который я ни за что не вложила бы в уста ни одного из своих героев. Чувствуя, что парализующее безразличие вот-вот сменится истерикой, подкатывающей к горлу, как сгусток желчи, я захлопнула ладонью рот, словно стараясь подавить рвоту, но никак не хихиканье, и успела проглотить неуместный смех.
— Миссис Хауэлл? — произнес позади меня молодой полисмен. — Вы можете сообщить, что украдено?
Я крутила головой, будто видела это место впервые и не представляла себе, что тут должно было быть. Зияющая пустота разом вернула меня в реальность, — пустота на полке, где стояла лампа «под Тиффани». Закрыв глаза, я увидела прежнюю комнату.
— Лампы нет, — произнес слабый, глухой голос, который я в жизни не слышала. — Ее купил мой муж. Подделка под Тиффани, но очень красивая.
— Сочувствую, — отозвался полисмен не слишком уверенно и слегка снисходительно, явно приняв во внимание причуды, вызванные шоком. — А еще?
— DVD-плеер. Стереосистема. — Пропажа этих вещей хотя бы понятна. Мой взгляд снова устремился к полке, как стрелка компаса в сторону севера. Вспомнилось, как в первую неделю после нашего переезда Карл что-то распаковывал на кухне, но сожалений не было — я вообще ничего не чувствовала. — Неважно… Они застрахованы. Зато лампа… муж купил ее в антикварном магазине. Специально для меня…
— Странное дело — как это грабители не позарились на телевизор? — Веселый возглас полисмена заставил меня посмотреть в угол, где стоял огромный телевизор с широченным экраном; телевизор был на месте и не тронут. — Что ж, спасибо и на этом. Телевизор-то дорогой, как я погляжу.
Я почти не слушала его — он говорил, а я медленными шагами лунатика двигалась на кухню. Окно, выходившее в сад, тоже было разбито. Под моими ногами хрустели осколки. В оконный проем с торчащими обломками стекол я видела прежний сад на фоне безоблачного вечернего неба.
— А микроволновке, похоже, конец, — продолжал полисмен. — Возможно, ее случайно разбили тем же орудием, которым расколотили окна. Орудие преступники унесли с собой. Хотя и версию намеренного вандализма не стоит исключать. Многое указывает именно на нее.
Смысл его слов до меня не дошел. В глубине сознания я чувствовала, как корка льда от шока начала оттаивать, открывая нечто темное, страшное, мерзкое, чего я не желала видеть.
— Миссис Хауэлл! — услышала я громкий голос. — Я спросил — пропало ли что-либо из этой комнаты?
Мой взгляд медленно сканировал учиненный разгром, вылавливая знакомые предметы в хаосе. Книга «Жажда убивать» исчезла. Еще утром, перед моим уходом, она лежала возле вазы с фруктами — собственно, как и последние несколько недель. Я уставилась на вазу: посреди всего этого разгрома она выглядела натюрмортом в стиле сюрреализма. Стол был тоже усыпан битым стеклом, множество мелких осколков крошечными алмазами сверкало на яблоках, апельсинах и бананах. «Фрукты придется выбросить», — подумала я, и ледяная корка внутри меня подтаяла еще немного.
— Миссис Хауэлл?
Снова тот же голос, чуть более нетерпеливый. Я тащу себя обратно в реальность, где все выглядит чужим, словно я долгое время была изолирована от мира.
— Не знаю… Кажется, ничего не пропало. И вообще, все это неважно. — Заметив, как странно он смотрит на меня, я силилась понять, каких слов от меня ждут. — А что наверху? Они и туда добрались? Грабители?
— Спальню, похоже, не тронули — хоть какое-то утешение для вас. Однако и наверху вандалы порезвились. Компьютеру вашего мужа здорово досталось. Или это ваш компьютер?
Я ничего не ответила — полисмен еще что-то говорил, а я уже выбежала из кухни и через две ступеньки полетела вверх по лестнице. Протиснулась мимо двух незнакомцев в полицейской форме, обмахивающих перила щеточками в поисках отпечатков пальцев. В белых перчатках, с терпеливо-педантичными лицами, они напомнили мне садовников из «Алисы в стране чудес», старательно раскрашивавших розы. Садовники из страны чудес забылись так же быстро, как возникли в памяти. Я стояла на пороге гостевой комнаты, и ощущение нереальности улетучивалось из моего сознания с ужасающей скоростью.
Насколько я помнила, перед уходом из дома я открыла жалюзи. Теперь они были прикрыты на три четверти. Лучи света лезвиями бритвы наискось прорезали серое, как остывший пепел, пространство комнаты. Экран монитора был разбит, системный блок лежал на полу в центре комнаты. По бежевому корпусу шла широченная трещина, открывшая переплетение проводов. Факс подвергся еще более жестокой расправе, он был разбит на мелкие куски. А с нижней полки письменного стола пропало кое-что очень важное…
— Украли… Мою папку украли, — беззвучно произнесла я.
— Какую папку?
Полисмен, оказывается, последовал за мной, а я его и не заметила. Вопрос был задан тоном, который обычно сопровождается осторожно-подозрительным взглядом из-под приподнятых бровей, но мне было не до этого. Обморочный страх медленно накатывал на меня; образ мистера Уиллера лениво выплыл на поверхность моего сознания, бледный, как медуза, внушающий ужас. «И вот не так давно вернулась она из Уорхема и видит, что кто-то перебил в ее доме все стекла, — рассказывала мне Морин Эванс тысячу лет назад. — Все до единого! Ее соседка была на работе или еще где, поэтому никто ничего не слышал. Она была в истерике, вызвала полицию». Параллели очевидны. Это не что иное, как месть.
— Какая папка, миссис Хауэлл? — повторил полисмен.
Больше всего на свете мне хотелось рассказать ему о том, что я занимаюсь сбором материалов для книги, и о страхах, преследующих меня, но я не имела права этого делать: с минуты на минуты приедет Карл, и полисмен непременно все ему передаст. К тому же я почти наверняка знала, что этот веселый, бесхитростный парень мне не поверит. Краешком глаза я поймала его оценивающий взгляд — взгляд, в котором ясно читалось: осторожно, в доме чокнутая дамочка.
— Не знаю, — промямлила я. — Не имеет значения. Простите… мне надо сесть. Мне необходимо сесть.
Спустившись в разгромленную кухню, мы оба сели за стол, обтерев сиденья стульев. Лиз деловито смела со столешницы осколки. Я представила себе нас с ней, беседующими за чашкой чая в этой самой кухне, — и поняла, что плачу. Смущенный моими слезами полисмен сидел прямо, а Лиз поспешно отложила совок и щетку.
— Ну-ну, что вы, Анна, — произнесла она, обнимая меня за плечи. — Не надо плакать. Это не конец света.
— Мы сделаем все возможное, миссис Хауэлл, чтобы поймать негодяев, — вставил полисмен. — Раскрыть подобные преступления нелегко, но мы постараемся, будьте уверены.
Я вытерла глаза и от конфуза трубно, совсем не по-дамски высморкалась. Лиз убрала руку с моего плеча, а сидевший напротив полисмен мягко спросил: