Она просто доверила ему жизнь своего сына.
Шарли бесшумно пересекла холл гостиницы и вышла на улицу, в холод и сырость, которых почти не ощутила, полная решимости взять судьбу в свои руки.
Она глубоко вдохнула воздух и несколько секунд простояла, глядя в густую черноту ночного неба, потом перевела взгляд вниз, на молочно-белые клубы тумана, окутавшего небольшой городок Лавилль-Сен-Жур…
Давид будет так рад, когда, проснувшись, увидит ее…
Доктор Массиак машинально постукивал по полу в такт навязчивому мотивчику, крутившемуся у него в голове и состоявшему всего из нескольких простеньких нот: по-pa ва-лить, по-pa ва-лить, по-pa ва-лить…
Но, увы, сейчас никак нельзя было этого делать. Сначала нужно было подробно изучить состояние Давида. Прежде чем перевозить его в другую клинику, более подходящую для него, нужно было позаботиться о том, чтобы с ним ничего не случилось во время переезда. Самое главное — сохранить ему жизнь любой ценой. Невозможно в его нынешнем состоянии подвергать его риску долгого путешествия — тем более если учесть, что они его похитили, в пути их будут ждать дополнительные опасности. Наверняка дороги уже перекрыты…
Краем глаза он заметил, что ребенок, лежавший в кровати, слегка пошевелился.
Массиак быстро встал с кресла и приблизился к своему пациенту. На мгновение Давид открыл глаза, но почти сразу снова их закрыл и погрузился в сон. Чертыхнувшись про себя, Массиак проверил капельницу, взглянул на показатели давления. Оно снова упало. Сейчас трудно было сделать какие-то определенные выводы о состоянии мальчика. К тому же Кольбер для большей безопасности усыпил его с помощью небольшой дозы хлороформа, прежде чем вынести из клиники.
Если бы у Массиака была на руках медицинская карта Давида, все было бы гораздо проще. По крайней мере, можно было бы точно выяснить характер его заболевания. Хотя предварительный диагноз Массиак мог поставить и сейчас: система мозгового кровообращения находилась под сильным давлением, что привело к разрыву нескольких сосудов. Накануне он попросил доктора местной клиники держать его в курсе любых изменений в состоянии пациента. Но от того не поступало никаких вестей — без сомнения, доктор опасался, что, если поставит неверный диагноз или применит неправильные методы лечения, его парижский коллега подаст на него в суд и его лишат права заниматься врачебной деятельностью.
Он вновь испустил нетерпеливый вздох и подошел к окну. Палата, в которой лежал Давид, находилась в правом крыле здания. Из окна были видны лишь голые ветви деревьев, окутанные туманом, на которых поблескивали застывшие ледяные капли. Совершенно удручающее зрелище…
Он никогда раньше не был в клинике «Надежда». В те времена, когда здесь проводились запрещенные эксперименты над пациентами-наркоманами, он был всего лишь врачом-консультантом (хотя, по общему признанию, весьма квалифицированным) и работал в парижском центре «Биостема». О существовании же этой клиники он тогда даже не подозревал. Он узнал о ней позже, когда общество астрософии уже распалось на отдельные, слабо связанные между собой группировки, одни из которых практиковали методики личностного развития, другие грелись в лучах славы Джошуа Кутизи и создавали собственные псевдонаучные труды на основе его учения, третьи продолжали изучать это поистине волшебное, но вместе с тем и очень опасное вещество — допамнезин… Каждый преследовал собственные интересы. Если они пересекались, различные группировки сотрудничали друг с другом.
Несколько лет Массиак посвятил изучению таинственной молекулы. Осуществить задуманные проекты оказалось сложнее, чем это представлялось на первый взгляд. После скандала с обществом астрософии лаборатория, которая спонсировала исследования — и саму секту, в обмен на поставки «подопытных кроликов», — отказалась от продолжения сотрудничества, заботясь о своем имидже. Еще через несколько лет, после того как от неустановленных причин умерло большинство детей, рожденных у бывших пациентов клиники, Массиак отказался от дальнейших исследований, как порой отказывается от своего призвания спортсмен после травмы или пилот, у которого начинает слабеть зрение.
И вот появилась она. Красивая женщина с тонкими волевыми чертами лица, которые немного смягчал печальный взгляд.
Когда Массиак получил результаты осмотра ребенка, которого она привела к нему с травмой, полученной во время игры в мяч, его охватила лихорадочная дрожь. Из всех детей, рожденных у пациенток клиники «Надежда» — во всяком случае, тех, которые появились на свет без очевидных отклонений и не умерли вскоре после рождения, — один до сих пор так и не был найден. Один-единственный! Возраст совпадал… И вот этот ребенок каким-то чудом объявился в его кабинете! Через шесть лет после того, как он оставил всякую надежду когда-либо проникнуть в тайны молекулы допамнезина — иными словами, разгадать механизм воздействия этого вещества на формирование эмбриона в утробе матери, в частности на развитие необычайных свойств мозга, — словно само небо послало ему обоих: мальчика и его мать.
Охваченный воодушевлением, Массиак вновь ощутил прилив сил и желание продолжать работу. Для начала потребуется установить за мальчиком тайное наблюдение. Если выяснится, что он и впрямь обладает необычными способностями, нужно будет убедить Шарли в необходимости… скажем так, сотрудничества. Наверняка она согласится, если описать ей всю степень риска, которой подвергнется ее сын, если не пройти курс лечение как можно скорее. В случае отказа оставалась крайняя мера — похитить обоих, мать и сына, или же его одного.
Но вскоре после того, как видеонаблюдение было установлено, Массиак понял всю ошибочность своих расчетов. Во-первых, мальчик не демонстрировал никаких особенных способностей — наоборот, для своего возраста он казался даже слегка заторможенным, — во-вторых, присутствие копа, гражданского мужа матери, сильно осложняло задачу: вряд ли удалось бы похитить Шарли и ее сына без последствий, поскольку Тевеннен наверняка использовал бы все средства, имеющиеся в его распоряжении, чтобы ее найти. Нужно было каким-то образом его нейтрализовать.
Технические детали этой авантюры Массиака не заботили. Его единственным интересом был результат — видеозаписи. Хотя слово «интерес» в данном случае звучало неуместно: ежедневно наблюдать за семейным тираном, изводящим жену, и мальчиком, часами не отрывающимся от игровой видеоприставки, было тоскливо и мучительно.
После шести месяцев бесплодных наблюдений он почти убедился, что Давид не обладает никакими сверхординарными способностями — возможно, он относился к тем детям, на которых допамнезин вообще не оказал никакого влияния.
Массиак уже готов был отказаться от своей затеи. Тем не менее он выслушал аргументы Кольбера, возражавшего против этого, и признал его правоту: тот сообщил, что школьная успеваемость мальчишки на высоте, и это очень странно, принимая во внимание, как мало времени он тратит на уроки (если тратит вообще). Массиак был слегка удивлен этим неожиданным интересом своего подручного к эксперименту — раньше ему казалось, что Кольбер полностью равнодушен к выполняемой миссии, как всякий наемник, работающий только ради денег. Впрочем, поскольку дело зашло уже слишком далеко, он и сам решил, что стоит продолжать.