Когда Бастиан вошел в холл, его тревога усилилась: коридор был погружен в темноту, в кухне света тоже не было. Мать куда-то ушла? Он знал, что отца сегодня не будет — тот на три дня уехал на какую-то стажировку, — но мать наверняка послала бы ему эсэмэску, если бы ей неожиданно понадобилось зачем-то уйти.
Бастиан зажег свет и негромко произнес:
— Мам?..
Никакого ответа. Коридор, на стенах которого висели картины Каролины Моро, изображавшие разноцветные облака, наполняла та необыкновенная тишина, которая может быть только в провинциальном городе осенним вечером. О недавнем присутствии матери говорил лишь аромат свежей выпечки, заполнивший весь дом.
Бастиан поставил в угол рюкзак и ролики и обошел все комнаты одну за другой. Никого.
Настроение у него упало, сердце тревожно сжалось. Парящий альбатрос превратился в ворона — и ворон с хриплым карканьем уселся на одно из деревьев в глубине сада. Потому что ведь именно там мама была, не так ли?..
Бастиан вошел в свою комнату, открыл окно-дверь, стараясь не смотреть на качели, и, повернув голову вправо, начал всматриваться в тот угол сада, где была хозяйственная постройка, служившая матери мастерской.
Да, действительно, в мастерской горел свет. Сквозь туман светились два желтоватых прямоугольника окон, расположенных почти под самой крышей и узких, словно бойницы, но не продольных, а поперечных. Наверно, ему стоило бы порадоваться, что мать снова взялась за рисование…
Но почему-то не получалось.
Даже во времена самой сильной депрессии мать встречала его по возвращении из школы и спрашивала, как прошел день (правда, она слушала ответ не дольше двух минут, но это уже другой разговор). А прежде, когда она много рисовала — как правило, в отсутствие мужа и старшего сына, — весь дом буквально вибрировал от ее радостной энергии — как будто она окунала кисть не в краску, а в порошок счастья и щедро рассыпала его по стенам дома и всему, что в нем было. Да, очень долгое время живопись матери была настоящим счастьем для всей семьи…
Сейчас Бастиана беспокоило также кое-что еще: уже очень давно мать не выносила из мастерской ни одной картины. А ведь раньше она всегда показывала ему и отцу готовые и даже еще не полностью законченные картины, чтобы узнать их мнение, — и потом они все вместе с одинаковым детским энтузиазмом выбирали для каждой картины наиболее подходящее место. А теперь — ни картин, ни расспросов… Вот уже больше месяца мать запиралась в мастерской почти каждый день, но до сих пор еще ничего им не показала. И не приглашала их туда зайти. Бастиан не понимал, в чем дело, и испытывал легкое раздражение даже от одного вида деревянной постройки.
Что мать делает там, внутри?..
Бастиан колебался: пойти и постучать? Объявить о своем возвращении? Почему она даже не побеспокоилась, что его так долго нет? Ворон снова каркнул, презрительно и насмешливо.
Бастиан с тяжелым сердцем сел на кровать; он сидел без движения довольно долго, перебирая в памяти все случившееся за этот день. Понемногу воспоминание о поцелуе Опаль вытеснили жуткие подробности спиритического сеанса: взметнувшиеся в воздух квадратики с буквами, оторвавшееся от пола кресло, белые тени… «Вильбуа… НЕТ…НЕТ…НЕТ…»
Что-то пробудилось. Не сегодня, на громадном захламленном чердаке «Сент-Экзюпери», а раньше. Во время спиритического сеанса это лишь проявилось более отчетливо.
Да, нечто. Он не знал, что именно. Но это нечто отныне было рядом с ним — с ними всеми. На чердаке «Сент-Экзюпери»… И на качелях… И, может быть, даже в мастерской матери… Они были здесь, рядом: и белые призраки, и… другие. Бастиан повсюду ощущал их присутствие, холодное и липкое, словно пот, который покрывает тело, когда пробуждаешься от ночных кошмаров… Может быть, они даже сейчас были в этой комнате, с ним рядом… Бастиан невольно обвел глазами все предметы, находящиеся в комнате: комод, стеллажи, плетеные корзины со старыми игрушками, для которых здесь не нашлось своего места… Сейчас все это казалось ему живым. Одушевленным. Он попытался прогнать это ощущение — оно было слишком пугающим.
Бастиан посмотрел на часы. Прошло уже полчаса после его возвращения. А мать все еще была «там». Бастиан резко поднялся и, решительно ступая, вышел в сад. Проходя мимо качелей, он ощутил внезапный холод, словно попал в какой-то ледяной кокон. Почти против воли он обернулся и остановился. Туман пульсировал, почти дышал вокруг него, принимая множество зыбких, постоянно меняющихся форм…
…похожих на людей?
Маленькая девочка? Сидящая на качелях, держащаяся обеими руками за веревки?..
В его ушах снова зазвучал голос Анн-Сесиль: «Бастиан, ты должен закрыть дверь! Иначе они навсегда останутся здесь! С тобой!» — и внезапно он подумал о дементорах, злобных существах, которые стерегли магическую тюрьму Азкабан и выпивали всю жизненную силу и способность радоваться из тех, к кому приближались. Чтобы противостоять их силе, Гарри Поттер попытался вспомнить самые счастливые моменты своей жизни…
Бастиан закрыл глаза.
Опаль…
Ее образ возник перед ним, и с его помощью Бастиан попытался избавиться от подступающего ужаса. Не думать ни о чем… особенно о девочке на качелях… которая соскальзывает с них и идет прямо к нему! Опаль гладит его по щеке, касается его губ своими губами… Насладиться этим воспоминанием, забыть пронизывающий холод, царящий в саду, забыть сам этот сад…
Какой-то шум, донесшийся из мастерской, вернул Бастиана к реальности. Он открыл глаза. Ничего. Туман колыхался вокруг него, мутный и бесформенный. Иллюзии, просто иллюзии… Что-то вроде расплывчатых пятен на картинах матери… Или дементоров из детской сказки…
Он сжал кулаки. Это была маленькая победа. Белые тени, даже если они и существуют, не могут ничего ему сделать… не больше, чем облако или туман.
Он подошел к мастерской и в нерешительности остановился. Когда он уже собирался постучать, голос матери неожиданно нарушил тишину. Слов было не различить, и Бастиан приложил ухо к замочной скважине.
— …и здесь… чувствую тебя… повсюду…
Снова тишина. Сдавленные рыдания.
— …посмотри, что я… что ты заставляешь меня делать!..
Больше ни слова. Бастиан подождал еще несколько минут, охваченный ужасом — на сей раз не из-за призраков и теней, а из-за очевидной реальности: мать говорила сама с собой. Точнее, обращалась к кому-то, кого в мастерской не было. Но ведь так ведут себя сумасшедшие! Настоящие сумасшедшие!
А может быть, она там не одна?
Он запрокинул голову. Узкие оконца были слишком высоко, чтобы что-то увидеть, если только ваш рост был не меньше двух метров. Нужно было как-то подняться — найти стремянку или ящик побольше… Затем Бастиан посмотрел на росшее неподалеку дерево. Хотя он и провел детство в городе, у него был некоторый опыт в лазании по деревьям — в парке возле их старого дома росло множество каштанов. Надо попытаться. У этого дерева было несколько толстых сучьев, отходивших от ствола довольно низко, что облегчало задачу.