Она резко захлопнула папку и направилась в ванную, чувствуя прилив энергии и горя желанием действовать.

С чего начать? — думала она, механически совершая все обычные утренние процедуры.

Родители Бастиана. Раньше она не хотела посвящать их в происходящее, поскольку не представляла, как сообщит им, в их состоянии, еще не оправившимся после смерти ребенка, столь жуткую вещь: «Кто-то выдает себя за вашего погибшего сына, разговаривая с Бастианом по Интернету».

Но сейчас ситуация изменилась. В глазах Антуана она прочитала страх, гнев, угрозу — после одного лишь упоминания о зачислении Бастиана в лицей в обход правил. Он ли выдавал себя за «Жюля Моро» или нет, но родители Бастиана должны быть осведомлены. Точнее нет, не оба: Каролина Моро еще слишком сильно страдает, чтобы добавлять ей новые муки. Но Даниэль Моро, напротив, производил впечатление надежного человека, обожающего свою жену и заботящегося о своем сыне. Именно к нему и нужно обратиться. И встретиться с ним не у них дома, чтобы Каролина случайно не услышала разговор, а у него на работе, в офисе фирмы «Гектикон».

Одри повесила на крючок полотенце, которым только что вытерла руки, и вернулась в спальню. Найдя в справочнике телефон фирмы, она набрала номер.

Секретарша пропела «алло» бодрым и в то же время вкрадчивым голосом, как и подобало обитательнице волшебного мира, чьим девизом были три слова: молодость — красота — роскошь.

— Здравствуйте, могу я поговорить с Даниэлем Моро?

На другом конце провода повисла пауза — достаточно долгая, чтобы показаться подозрительной, особенно если перед этим чарующий голос сирены словно бы обещал немедленное исполнение всех ваших желаний.

— Простите, кто его спрашивает?

— Одри Мийе. Я учительница его сына.

— Я… не кладите трубку, пожалуйста.

Одри подождала минуту, другую. Наконец она услышала длинные гудки — значит, Дорелея переключила ее на другую линию. После четвертого гудка трубку сняли, и Одри услышала женский голос — властный, энергичный и светский одновременно, сразу узнав который, она мгновенно оцепенела, потеряв всякую способность действовать:

— Здравствуйте, мадам Мийе. Это Клеанс Рошфор. Вы не могли бы подъехать ко мне в офис? Мне нужно с вами повидаться, очень срочно. Например, прямо сейчас, если у вас нет первого урока.

Глава 52

Понадобятся еще целые столетия, чтобы стереть память о том, что случилось…

Они все в родстве между собой…

Хриплый голос старого судмедэксперта всю дорогу звучал в ушах Бертеги, и поездка по городу после недавнего разговора с Либерманом и всего того, что комиссару довелось узнать, носила совершенно нереальный характер: вид каждого встречного заставлял Бертеги мысленно возвращаться к неофициальной истории города, не упоминающейся ни в каких справочниках и рекламных буклетах, расхваливающих «готическую игрушку в самом сердце Бургундии»… Все родственники… стало быть, все — члены могущественного преступного синдиката… или их дети… или их жертвы. Итак, нужно было возвращаться к самому началу. Иными словами, к «делу Талько». Если уж действительно кто-то пытался вызвать «старуху», — сколь бы безумной ни представлялась Бертеги такая гипотеза, он не знал, как еще можно было объяснить кровь Мадлен Талько на осколке зеркала спустя семь лет после ее смерти — то, может быть, этот кто-то и в самом деле каким-то образом с ней связан?.. Неважно, идет ли речь о кровных узах или о тех, что приобретаются путем инициации.

Да, вот так он должен теперь думать: как местный уроженец, всю жизнь проживший в Лавилль-Сен-Жур. И вести расследование, постоянно руководствуясь логикой и скептицизмом.

Он припарковал машину на служебной стоянке и в не слишком радостном расположении духа направился в участок — перспектива перевоплощения в типичного лавилльского горожанина не сулила ничего приятного. Проходя по коридорам, он рассеянно обменялся приветствиями с несколькими встреченными сослуживцами и, уже направляясь к своему кабинету, вдруг услышал обрывок телефонного разговора, который велся в соседней комнате:

— Да, я понимаю, что кюре всегда у себя, но в квартире есть следы взлома? Что-нибудь повреждено?

Бертеги остановился и заглянул в тесную комнату с выцветшими желтыми стенами, которую занимал лейтенант Келлер. Последний, с мрачной физиономией, словно нахмуренной с самого рождения, сидел на столе, всем своим видом демонстрируя, что ему не привыкать к паническим звонкам пожилых дам и к разборкам между соседями, возникающим на пустом месте.

— Вы заметили что-нибудь подозрительное? Послушайте, может быть, кюре сегодня просто рано ушел по делам?..

Лейтенант заметил Бертеги и быстро проговорил в трубку:

— Да, я тоже думаю, что он бы вас предупредил, но все же прошло слишком мало времени, чтобы заявлять об исчезновении. И тем более — отправлять кого-то на поиски. Если до завтра от него не будет никаких известий, тогда посмотрим, что можно будет сделать.

Келлер с раздраженным вздохом положил трубку, не попрощавшись и не извинившись. Бертеги решил, что при более подходящих обстоятельствах напомнит ему, что любые свидетели, даже взбалмошные и чудаковатые, даже в конце рабочего дня (а сейчас был не тот случай), имеют право на уважение со стороны полицейских служб.

— Кто это был? — спросил комиссар.

— Домработница кюре.

Бертеги слегка нахмурился.

— Ну, может, не домработница, — добавил Келлер, — в общем, одна из тех старух, которые вечно торчат в церкви, а заодно занимаются хозяйством священника.

Комиссар проигнорировал презрительный тон подчиненного и спросил:

— И о чьем исчезновении она хотела заявить?

— Кюре из собора Сен-Мишель.

Собор Сен-Мишель… одна из оконечностей пентаграммы, о которой говорил Либерман…

Думать как они!

— Сегодня утром его не оказалось дома, хотя обычно в это время он всегда там был. Она забеспокоилась, но…

— Тебе нужно будет туда съездить.

На лице Келлера отразилось удивление — точнее, так мог бы выглядеть питбультерьер в те моменты, когда он не думает о немедленной атаке.

— Вместе с Клеманом, — добавил Бертеги, который не доверил бы Келлеру никакой самостоятельной работы, кроме охраны супермаркета. — Кстати, где он?

— Кофе пьет, — буркнул Келлер.

— Как появится, пришли его ко мне. А потом вдвоем езжайте в Сен-Мишель.

— Но…

Не слушая возражений, Бертеги вышел из кабинета и направился к себе.

* * *

Факт № 1. Николя Ле Гаррек скрывает информацию и не проявляет заинтересованности в поиске виновных в проделке, стоившей жизни его матери.

Факт № 2. Одиль Ле Гаррек была любовницей человека по фамилии Вильбуа. Этот Вильбуа, по предположению одного из свидетелей, был сообщником или подручным семьи Талько.