— У тебя была сестра-двойняшка?.. Надо же, между тобой и Имиром есть кое-что общее…
— Что именно?
— У него тоже был брат-близнец. Они с родителями переехали в Осло двадцать лет назад.
— У Имира был брат-близнец?!
— Да, Бальдр… До чего ж дурацкие имена дали им родители!.. Поначалу я даже думал, что это прозвища, но потом убедился, что они и в документах значатся. Вторые имена.
— А почему дурацкие?
— Это имена полубогов в скандинавской мифологии. Ну вот если бы тебя назвали Венерой, тебе бы понравилось?
— Да, но я ведь настоящая богиня, это разные вещи.
Бьорн пропустил эту шутку мимо ушей и продолжал:
— Имир и Бальдр никогда не расставались. Тебе-то это понять проще, чем кому другому… Их родители были богатые торговцы. Судя по рассказам тех, кто знал эту семью, дети общались только друг с другом. Они жили в собственном доме, первый этаж которого занимал магазин. Там продавались дорогие безделушки, из тех, что дарят на свадьбы и прочие торжества… А потом случилось несчастье. Пожар. На зимнее солнцестояние.
— Солнцестояние?..
— Ну, иначе говоря, под Рождество. Брат Имира погиб.
«Погиб». Одно из тех слов, что особенно впечатляют, будучи произнесенным полицейским.
— Вместе с родителями, — добавил Бьорн, по-актерски выдержав паузу.
«Мерседес» подъехал к отелю. Анжела поняла, что откровения закончились вместе с поездкой. Бьорн остановил машину в начале стоянки и выключил мотор. Потом всем своим массивным корпусом с трудом повернулся к Анжеле. Скрипнула кожа сиденья. Когда Бьорн с грехом пополам переместил при повороте полусогнутую правую ногу, он почувствовал, как руль уперся ему в левый бок. Но комиссару во что бы то ни стало нужно было оказаться прямо напротив Анжелы, прежде чем заговорить снова. Медленно тянулись секунды. Анжела терпеливо ждала продолжения… или начала всего.
Могла ли эта молодая женщина, сидевшая напротив него, напряженная как струна, в порыве гнева размозжить затылок Адрианы? И, не успокоившись на этом, нанести еще несколько ударов, пока не раздробились кости и не обнажился мозг? Могла ли Анжела схватить огромный булыжник обеими руками?
Анжела заметила, что он смотрит на ее руки, лежащие на коленях.
— Комиссар?..
— Да-да, Анжела. Я размышляю, вот и все. Как у вас говорят?.. Взвешиваю слова.
— Вы говорили о пожаре…
— Огонь — это очень большая опасность в нашей стране. Все его боятся. Дело в том, что почти все наши дома деревянные. Целые города выгорали и отстраивались заново по много раз.
— Имир был единственным, кто спасся?
— Его родители тратили огромные суммы на противопожарную сигнализацию, но это не помогло. У Имира были сильные ожоги на ногах. Его обвинили в том, что это он устроил пожар, но суд его оправдал. С тех пор он так и живет в развалинах своего родового гнезда, недалеко от порта.
— На что он живет? Возит туристов?
— Все его знают, называют Здоровяк… Он мастер на все руки. В туристический сезон он работает на все гостиницы одновременно. В остальное время живет затворником где-то на Севере.
Анжела обернулась и взглянула на ярко освещенный отель. Она вдруг ясно представила себе лицо Имира, вопящего от боли перед стеной пламени, пожирающего его брата.
Вот отчего это мгновенно возникшее притяжение.
Роковое притяжение огня и льда.
Так же как она с Кристаль, Имир и Бальдр пережили этот страшный разрыв.
— Это вы расследовали то дело о пожаре, комиссар?
— Я?.. Нет… Я в то время был, как у вас говорят, в свободном плавании.
Он невольно улыбнулся.
— То есть?
— Нет, ничего, — прошептал Бьорн и снова замолчал на несколько секунд, как незадолго до того, когда прикидывал, могла ли Анжела быть убийцей. — А он тебе не рассказывал эту историю?
— У нас было не слишком много времени на разговоры…
— И при виде ожогов у него на ногах ты даже не полюбопытствовала…
— Меня интересовали не ожоги, — сухо перебила комиссара Анжела.
Бьорн вздохнул и произнес с нотой неподдельной печали в голосе:
— Чем тяжелее тело, тем больше нагрузка на сердце…
Слегка смутившись, Анжела снова взглянула на отель. На ступеньках стоял какой-то человек и явно смотрел на их машину.
— Йохансен, — снова вздохнув, сказал Бьорн.
Он застегнул под горло «молнию» своей парки и поднял воротник:
— Ты знаешь, мою дочь тоже звали Анжела… Ну ладно, пошли.
Кода Анжела взялась за ручку, намереваясь открыть тяжелую дверь «мерседеса», она почувствовала, что Бьорн собирается еще что-то добавить. Она посмотрела на комиссара.
— Сдается мне, — сказал он, — что именно твой отец сфотографировал меня с женой в тот день у церкви. Анжела, наша встреча — невероятное совпадение.
Со спины двое полицейских, сидящих в баре отеля, напоминали классическую парочку своих коллег из комиксов: огромный Бьорн, с трудом умещающийся на слишком маленьком для него сиденье, и щуплый Йохансен, обвивший ногами ножки своего табурета.
— Извини, шеф, но я не одобряю твоих действий.
— Я так и предполагал.
— Это правда, что мы задержали их слишком поспешно, но выпускать!.. А теперь еще посвящать одну из подозреваемых в детали расследования…
— А почему бы тебе не оказать мне доверие?
— Доверие?
— Ну да, я уверен, тебе знакомо это слово.
— Но с чего вдруг? При всем моем уважении…
— Ну вот видишь…
— Комиссар, меня всегда восхищала твоя манера вести дела, но…
— Ты говоришь о тех временах, когда ты был стажером. О тех временах, когда мне одному приходилось справляться со всеми здешними ужасами…
— Погоди… ты меня сбил. О чем я говорил?..
— О всякой ерунде, Йохансен. О всякой ненужной ерунде. То, что произошло с этой несчастной девушкой, гораздо серьезнее. Это дело не имеет ничего общего с теми, которые нам приходилось расследовать до сих пор. Оно готовит нам такие сюрпризы, которых ты даже представить себе не можешь!
— Я не верю свидетельству Здоровяка.
— Это почему же?
— Готов спорить на свой жетон, что они не переспали. В первый же вечер? Два незнакомых человека? Да и потом, тайные любовники так себя не ведут…
— Черт возьми, Йохансен! Да что ты знаешь о том, как ведут себя тайные любовники?!
— Не заводись, шеф. Я просто высказал свое мнение. Тебе решать.