«Осторожнее с лестницами, не то шею свернешь…»
Не сдержавшись, Анжела громко вскрикнула. В окнах автобуса, который ждал внизу, чтобы отвезти их к зданию аэропорта, появились встревоженные лица пассажиров. Старший пилот и стюардесса склонились над Анжелой, которая, поскользнувшись, упала и теперь неловко пыталась подняться. Ее ноги в тяжелых ботинках разъезжались в стороны.
— Мадемуазель Анжела! — вскричал Альбер.
Его возглас заставил ее вздрогнуть. Услышав торопливые шаги по ступенькам трапа, она поняла, что рыцарь Альбер Доблестный бросился ей на помощь.
Ее мускулы и все остальные составные части опорно-двигательного аппарата были буквально парализованы холодом. Над ней в колючей пелене снега склонился трехголовый монстр, произносивший что-то нечленораздельное. Одна из голов была альберовская. Жидкие усики тренера заиндевели, к его бровям приклеились крупные снежинки с идеально четкими узорами.
«Осторожнее с лестницами!..»
У Анжелы появилась твердая уверенность, что она больше ни минуты не сможет оставаться на открытом воздухе. Если только ее тело не приноровится к окружающей среде самостоятельно… Сознание, со своей стороны, пыталось убедить ее, что человеческое тело, поскольку оно состоит вовсе не из стекла, не должно рассыпаться на осколки при минус двенадцати. Но, пытаясь рассуждать здраво, Анжела в то же время видела, как ее сестра Кристаль улыбается ей из снежного вихря и машет бледной призрачной рукой, шепча предостережения.
Охваченная внезапным приступом гнева, изумившим тех, кто хотел ей помочь, Анжела оттолкнула их и, не вставая, стала двигаться назад к двери самолета. Старший пилот и стюардесса ошеломленно смотрели на нее, не пытаясь помешать. Из распахнутой двери с легким шипением вырвался поток теплого воздуха.
Командир экипажа гневно закричал что-то сотрудникам службы безопасности. Альбер, совершенно растерянный, успел лишь заметить лицо Анжелы, промелькнувшее в иллюминаторе. В следующий миг оно исчезло.
Под сводами огромного здания аэропорта царила упорядоченная суета, словно в муравейнике. Прибывающие и отбывающие пассажиры двигались в разных направлениях, не сталкиваясь и не пересекаясь. Небольшая суматоха была заметна лишь у входа номер «32».
Навстречу французской делегации поспешили встречающие сразу с нескольких сторон, слегка нарушив четко организованное общее движение. Подошедший первым полицейский сразу же принялся вежливо, но настойчиво расспрашивать несчастного Альбера. По углам рта жалко свисли влажные слипшиеся усики тренера, и он как заведенный повторял одну и ту же фразу:
— I don't speak English, I don't speak English…
Очевидно, с точки зрения Альбера, все иностранцы должны были дублировать свою речь на французском языке. В конце концов норвежский офицер понял, что на данный момент не добьется никакого толку от собеседника. Отряд полицейских в оранжевой униформе, каждый из которых был почти вдвое выше тренера, окружил крохотный островок французской делегации. Юные чемпионки по задиранию ног, раскрасневшиеся от смущения и в то же время возбужденные близким присутствием немалого количества мужчин, перешептываясь и хихикая, теснились за спиной Альбера.
Наконец появился последний встречающий. Один. Но не заметить его было невозможно. Муравьи-пассажиры, пораженные, застывали на месте, глядя на неторопливо шагающего гиганта, его мерно раскачивающиеся мощные руки и густые светлые волосы, собранные в конский, без преувеличения, хвост. При виде него полицейские, окружавшие французскую делегацию, непроизвольно перестроились, образуя кордон в виде черепахи или, скорее, щита. Гигант в длинной светлой куртке из дубленой овчины остановился перед ними и широко улыбнулся.
— Приветствую! — сказал он по-французски с ужасным акцентом. — Меня зовут Имир. Я ваш переводчик.
Полицейские тут же заговорили на повышенных тонах, толкая Альбера перед собой. Они указывали на недавно прибывший самолет, который с трудом можно было различить сквозь снег, кружившийся вихрем по ту сторону стеклянных дверей. Сотрудники техслужбы суетились возле трапа, напоминавшего гигантского червя, присосавшегося к боку самолета.
Не переставая демонстрировать превосходные зубы в широкой улыбке, Имир быстро оглядел стоящую перед ним группу. С трогательным синхронизмом все двенадцать мажореток, не сговариваясь, выпрямились и расправили плечи, отчего грудь каждой из них обозначилась под синим нейлоном одинаковых курток. Огромный, на голову выше всех остальных мужчин, северянин, по контрасту с ледяным холодом своей страны, излучал теплоту и доброжелательность. Он сделал широкий жест рукой, обводя всех прибывших — словно наседка, берущая свой выводок под крыло, — и прогрохотал, что они могут идти получать багаж. Сам он вслед за офицером направился к выходу (ему пришлось пригнуться, чтобы пройти через рамку металлоискателя).
Экипаж самолета встретил их на другом конце гофрированного каучукового туннеля.
— Мы вскрыли дверь, но никто не решается подойти к этой сумасшедшей.
— У нее нервный приступ, — пояснила стюардесса.
— Истерика, — раздраженно уточнил старший бортпроводник.
— То есть придется применить насилие? — спросил полицейский, машинально кладя руку на рукоять пистолета, выглядывающую из кобуры.
Имир в один шаг миновал членов экипажа, сделал им знак подождать, а сам вошел в кабину пилотов и начал осторожно продвигаться по узкому проходу, чуть согнувшись и опираясь на спинки кресел, которые рядом с ним казались игрушечными. Когда Имир оказался в глубине кабины, он не смог скрыть удивления от неожиданного зрелища. Затем черты его лица смягчились. Повернувшись к двери, он крикнул:
— Да ее всю трясет! Включите обогрев!
Стюард, что-то недовольно бормоча, исполнил приказание.
Жалкое и трогательное существо, скорчившееся в углу, действительно тряслось всем телом и стучало зубами, не разжимая сухих потрескавшихся губ. Оно подняло красные от слез глаза на выросшего перед ней гиганта, от одного присутствия которого, казалось, уже стало теплее.
Он мягко заговорил с Анжелой. В его глазах был отблеск какой-то странной тайны. Его ладони, каждая из которых была размером с голову Анжелы, словно две птицы, медленно опустились к ней. Их осторожные прикосновения успокоили ее онемевшие от напряжения, скованные страхом нервы.
Губы викинга произносили какие-то успокаивающие слова, смысл которых она не понимала, но улавливала по интонации. Он приподнял меховые уши ее шапки, словно для того, чтобы она лучше его расслышала, и повторил:
— …переводчик… пришел за тобой… все в порядке… можешь на меня положиться…
— Я ни за что не выйду, там снаружи минус пятьдесят, там полярная ночь, мне холодно, я боюсь холода, я боюсь темноты, я не выйду, я умру, если выйду!
— Все будет хорошо… Я — Имир. Ты — Анжела. Я знаю, что ты фотограф. Прилетела вместе с командой мажореток.